Век Филарета

    Но в невзначай подсунутой отцом Евграфом книге наставле­нии святого Антония Великого прочитал: «Прежде всего не считай себя чем либо, и это породит в тебе

смирение; смирение же породит опытность и здравомыслие, кои родят веру; вера же родит упование и любовь, кои родят повиновение, а повиновение родит неизменную твёрдость в добре».

   Столица подавила его. Одно дело слышать, другое — увидеть воотчию громады дворцов и широту Невского проспекта, великолепие обстановки и высокую ученость здешнего духовенства. Троицкий собор лавры оказался больше кремлевского Успенского.  В нём было на удивление светло от двухъярусных высоких окон. Чёрный. зелёный, розовый мрамор, по стенам яркие картины светских живописцев на божественные сюжеты, бронзовые золочёные двери царских врат, высокие колонны коринфского ордера, лепнина, скульптуры… « Да полно, нашли это, православный ли храм? »  - подумал в первое мгновение Филарет. Но читались те же Часы, так же диакон обходил с кадилом стены, так же в гулкой тишине звучало чтение Евангелия… «Возлюби смирение, и оно покроет все грехи твои», - утверждал великий авва Антоние, но как трудно смириться

с пренебрежением сильных мира сего.

   Они оказались чужими друг другу — иеродиакон Филарет и Санкт-Петербург.

   В тот год просвещенные столичные умы занимали две проблемы: реформы и отношения с Францией. Всеобщее недовольство, охватившее русское общество после Тильзитского мира, побудило Александра Павловича вернуться к масштабным планам Сперанского. Оба они хитрили друг с другом. Государь желал вернуть себе симпатии дворянского общества путем внедрения некоторых европейских норм и форм государственной жизни при сохранении своей самодержавной власти. Умный попович, точно, готовил такой план, но имел под рукой и иной, рассчитанный на уста­новление «решительною силою» ограничения самодержавия и утверждения «власти закона». Готовилась подлинная «революция сверху», основанная на логике, здравом смысле и европейском печальном опыте.

   Александра Павловича весьма озабочивали финансовый кри­зис и неразбериха в судах, что и побуждало его поощрять дея­тельность Сперанского, но тем не менее дела внутренние были в большей степени регулируемы его волей, чем дела внешние. Государь фактически сам стал министром иностранных дел. Внеш­няя политика чрезвычайно занимала его, позволяя в полной мере проявить ум, хитрость, лукавство, твердость и незаурядное личное обаяние. Отношения с Пруссией он наладил более чем дружеские, с Австро-Венгрией сохранялся извечный прохладный союз, с Ан­глией удалось установить «единодушие и доброе согласие» (им­ператор приказал российским послам за границей препятствовать распространению памфлетов о руководящей роли британского посла в Петербурге лорда Чарльза Уитворта в убийстве императора Павла. Оставалась Франция с ее непредсказуемым и потому опас­ным Бонапартом.

   Повелитель Франции к тому времени сокрушил Австрию, за­ставил помириться с ним Англию, господствовал над Голландией и Бельгией, откровенно давил на итальянские земли, на много­численные германские королевства и курфюршества; внутри стра­ны он обладал полной и безоговорочной поддержкой всего народа (с мнением эмигрантов-аристократов считаться не приходилось). В 1804 году был опубликован Кодекс Наполеона, предложивший Франции стройную систему законов, основанную на буржуазных принципах. В том же году Наполеон объявил себя императором, опираясь на согласие трех с половиной миллионов французов, заявленное на плебисците. Для коронации он потребовал приезда из Рима папы, и Пий VII не рискнул отказаться. Будь это просто разбойник, захвативший корону, его можно было бы презирать. Однако новоявленный французский император был силен и чрез­вычайно активен, ставя перед собою грандиозные планы преоб­разования мира — во имя распространения высоких принципов «свободы, равенства и братства», впрочем, не стесняя себя самого ни моралью, ни приличиями.

   Неудачная война против Бонапарта в 1805—1807 годах в союзе с Англией, Австрией и Пруссией вынудила Александра Павловича

пойти на заключение в Тильзите мирного и союзного договора с самым опасным врагом, которого еще недавно клеймили с церковных кафедр как «богоотступника и антихриста». Военные неудачи и желание иметь свободные руки в войне со Швецией пересилили на время недовольство русского общества прекраще­нием торговли с Англией. Вто же время государь отлично сознавал, чтомир с Наполеоном не только вынужденный, но и вооруженный. Он вызвал из деревни генерала Аракчеева, поручив ему реорганизацию артиллерии. Генералы Барклай де Толли и Багратион в начале 1809 года завершили завоевание Финляндии, для которой Александр Павлович уготовил положение автономии в составе Российской империи. Положение на южных границах менеебеспокоило, ибо Турция и Персия были слабыми противниками.