Читаем Век Филарета полностью

   -… Владыко вы видите перед собою человека, который стоит в глубокую ночь на пустой дороге, но не может ни оставаться на одном месте, ни продвинуться вперед. Все жду некоего знака.

      — Не мудрствуй. Поистине, коли стоишь на дороге, так и опусти глаза долу. Помнишь, ты мне детский сон свой расска­зывал?

   — Отлично помню. Будто очутился я ночью в дремучем лесу. Темно, вдруг огонек вдали. Побежал — избушка. Только вошел — вокруг лица будто и знакомые, но не узнаю, черные бороды, глаза горят. И один говорит: «Мы тебя сейчас убьем!» Тут я ис­пугался и... все.

    — Лес тот дремучий и темный — жизнь мирская' И к смерти тебя призывали ради отказа от мира, предлагая иной жребий. Вот и гляди: в младенчестве знамение было, а он еще чего-то особенного ожидает!

    — Боюсь, владыко, не выдержу тяжести жребия сего,— при­знался Василий.

   Они сидели в вечерних сумерках. Стемнело, и келейник принес свечу, поставил ее на конторку, за которою работал владыка. Слабый огонек лишь усиливал темноту комнаты, и оттого легче говорилось сокровенное.

   — Сын мой,— тихо заговорил старик,— монашество не может положить более обязательства на христианина, как сколько уже обязывало его Евангелие и обеты

крещения. По духу евангельс­кому всякий христианин должен быть всегда воздержан, смиренен, послушлив, трезв, богомолен, никакими излишними житейскими заботами себя не связывает... Хотя может иметь жену по слабости плоти, но живет с нею целомудренно, более пребывая в посте и молитве, нежели предаваясь сладострастию... При таковом рас­суждении тот будет истинный монах, который будет истинный христианин. Труд велик, но спасителен.

Они не видели лиц друг друга, но Василий различал взор Платона, обращенный, кажется, в душу его.

   — Об удалении от мира и уединенной жизни должны мы судить, что они не сами по себе что-нибудь значительное и потому похвалу заслуживают. Нет! И в жизни уединенной может иной быть развратник или лицемер, скрывающий только по наружности свою внутреннюю злость. Такового удаление от мира не только не спасает, но более осуждает и погубляет. Необходимо же, чтоб он удалил от себя все прихоти мира, жил един для единого бы: Бога, содержал душу в чистоте, сердце наполнял любовью к Богу и ближним. Единственно чего бы стремился достигнуть — ничего для себя не желать и не искать в мире сем. При таковом только души расположении удаление от мира и уединенная жизнь бо­гоугодна... Но я могу сказать, что в мире живущий, а к миру не приверженный христианин не меньше, если не больше монаше­ствующего возвышает себя. Труден сей подвиг? Конечно, труден!

Но чем большие встречаются трудности, тем большая награда, тем светлейшая победа, тем знаменитейшая слава!.. Ступай.

   На следующий день после заутрени келейник доложил мит­рополиту, что прибегал учитель Дроздов и оставил прошение. Платон взял лист бумаги, исписанный знакомым мелким аккуратным почерком с редкими росчерками. Слезы умиления и ра­дости навернулись на глаза старика.

   «.„Обучаясь и потом обучая под архипастырским Вашего Вы­сокопреосвященства покровительством, я научился по крайней мере находить в учении удовольствие и пользу в уединении. Сие расположило меня к званию монашескому. Я тщательно испытывал себя и сем расположении в течение почти пяти лет, проведённых  мною на должности учительской. И ныне Ваше Высокоприосвещенство, милостивейшего архипастыря и отца, всепокорнейшее прошу Вас архипастырским благоволением совершитьмое желание,. удостоя меня монашеского звания.

Июля 7 дня 1808 года. К сему прошению риторики учитель Василий Дроздов руку приложил».

   Заработала канцелярия, Митрополит направил прошение о пострижении в Святейший

Синод (указав на всякий случай возраст Дроздова четырмя годами старше, ибо в монашество дозволялось принимать после тридцати лет). В начале октября  искомое дозволение было получено. Потребное одеяние владыка приказал изготовить за свой счёт. Согласие отца подразумевалось, но тут всё пошло не так просто.

    Отец Михаил 1 ноября получил от сына очередное письмо и устроился прочитать егопосле обеда в любимом кресле. Евдокия Никитична присела рядом, тихо радуясь привычному почтительному началу и предвкушая хорошие новости от Васеньки. Вдруг  размеренный тон отца Михаила изменился:

   -… « Не знаю точно, понравится ли Вам новость, которую скажу теперь.;впрочем, если в Ваших письмах говорит сердце, надеюсь , что я не оскорбил Вас и не поступил против Вашего соизволения, сделав один важный шаг по своей воле, по довольным смею сказать, размышлении. Батюшка! Василия скоро не будет, Вы не лишитесь сына, сына, который понимает, что Вам обязан более, нежели жизнью, чувствует важность воспитания и знает цену Вашего сердца...»

   -Не пойму я, отец, что же это означает? — решилась перебить

чтения Евдокия Никитична.

   Муж не  не ответил, только сурово взглянул.и продолжил чтение:

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 знаменитых харьковчан
100 знаменитых харьковчан

Дмитрий Багалей и Александр Ахиезер, Николай Барабашов и Василий Каразин, Клавдия Шульженко и Ирина Бугримова, Людмила Гурченко и Любовь Малая, Владимир Крайнев и Антон Макаренко… Что объединяет этих людей — столь разных по роду деятельности, живущих в разные годы и в разных городах? Один факт — они так или иначе связаны с Харьковом.Выстраивать героев этой книги по принципу «кто знаменитее» — просто абсурдно. Главное — они любили и любят свой город и прославили его своими делами. Надеемся, что эти сто биографий помогут читателю почувствовать ритм жизни этого города, узнать больше о его истории, просто понять его. Тем более что в книгу вошли и очерки о харьковчанах, имена которых сейчас на слуху у всех горожан, — об Арсене Авакове, Владимире Шумилкине, Александре Фельдмане. Эти люди создают сегодняшнюю историю Харькова.Как знать, возможно, прочитав эту книгу, кто-то испытает чувство гордости за своих знаменитых земляков и посмотрит на Харьков другими глазами.

Владислав Леонидович Карнацевич

Неотсортированное / Энциклопедии / Словари и Энциклопедии