Век Филарета

   В душе своей Василий давно сделал выбор и раз за разом  утверждался в нем, работая над проповедями. Первую он произнес по выбору митрополита Платона на день торжества освобождения обители преподобного Сергия от нашествия врагов.

  - Во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа.

   Было время — простите мне, что я от светлаго торжества об­леченной славою России бросаю взор на мрачные виды России страждущей: тень возвышает красоту света,— было несчастное время, когда отечество наше, терзаемое иноплеменными, пре­данное недостойными сынами, готовилось испустить последнее дыхание. Часть верных ему и Богу, бежавших от опустошенных градов и сел, сокрывалась тогда в сей ограде, и враги, который, казалось, клялись не щадить ничего священнаго, истощили против нея все усилия злобы своей.

   Ужасное состояние! Два ненасытимые чудовища, война и мор, споря о добыче, соглашаются в лютости, в которую хотят поглотить сию обитель. Смерть за стенами, смерть в стенах; смерть носится в воздухе, смерть крадется подземными стезями. Убийственныя орудия досягают самаго сего святилища, и Святые Божий при­емлют раны на своих изображениях. Мышцы, способные обращать меч, оскудевают; едва остается несколько слабых рук для воздеяния ко гневным небесам.

   Наконец, когда сирые чада отечества слезящимися глазами увидели, колико суетно спасение человеческое, когда все коле­балось, кроме упования на Вышнюю помощь, когда почти не было уже других оружий, кроме веры и молитвы,— Господь сил венчал нас оружием благоволения, и отчаяние, не нашед места между памятниками благочестия, устремилось в полчища злодеев.

   Слава вам, насадители сего вертограда, возрастившаго лавры и оливы! Слава вам, бесплотные вожди безоружных воинов, пре­подобные отцы Сергие и Никоне, основатели и покровители сея обители! Слава тебе, беззащитная защита бедствующего царства! Торжествуй ныне избавление свое и со всею победоносною отселе Россиею, в подражание победоносной Церкви, исповедай, яко сия есть победа, победившая мир, и мир нам приобретшая вера во Всеблагаго и упование на Всемогущаго!..

   Ясность языка, сила выражений и поэтическое вдохновение проповеди поразили многих. Владыка Платон порадовался успеху своего любимца и специально для него учредил должность лавр­ского проповедника. Он не обманулся в Дроздове и поверил в его будущее.

   У Василия работа над проповедями, поиски единственно вер­ного и сильного слова, выражающего и поясняющего смысл Свя­щенного Писания или значения церковных

праздников, все более усиливали стремление идти дальше и дальше по этому пути. Двадцатишестилетний учитель уже изведал упоительные озарения мысли, вдруг обретающей то, что никто кроме тебя одного не знает; испытал восторги поэтической фантазии, вдруг дарящей выражениями красочными и сильными, так что сам после удивляешся; вкусил нелегкого, но благодатного труда чтения и срав­нения сочинений авторов, спорящих друг с другом, сходящихся и расходящихся по различным вопросам, и ему надлежало нахо­дить истину... И он находил!

   Несколько лет он изучал с семинаристами творения отцов церкви и не мог не прикладывать к себе слова святого Антония Неликого: «Муж умный, помышляя о сопребывании и общении с Божеством, никогда не прилепится ни к чему земному или низкому, но устремляет ум свой к небесному и вечному, зная, что воля Божия — сия вина всякого добра и источник вечных  благ для людей,— есть та, чтоб человек спасся...»

   Глядя на вихрастые и прилизанные макушки юношей, склонившихся над листами бумаги, он сознавал, что иночество есть тяжкий подвиг, в котором нет места многим житейским радостям семье, жене, детям... но следовало быть последовательным  и идти до конца. «Всяк живущий на земле есть путник»,— говорил святитель Тихон Задонский, так стоит ли обременять себя излишним грузом?...

   Подлинное смирение —признак вовсе не слабости, а силы следовать воле Божией, несмотря на человеческие желания и немощи. «Конец такой подвижнической жизни есть Царство Божие, - читал он у святого Иоанна Кассиана,- а цель- чистота сердца, без которого невозможно достигнуть того конца. К этой цели прикован взор наш, и должны мы направлять наивернейшее течение наше, как по прямой линии, и если хотя несколько помышления наше уклоняется от ней, тотчас возвращаясь к созерцанию ея, исправлять его, как по норме какой…»

   Куранты на колокольне пробили десятый час. Тишина и покой ясного июльского вечера опустились на лавру. Прожит был ещу один день в трудах и молитвах, и сколько предстоит их — Бог весть. Замерло и затихло всё. Монахи отдыхали в кельях, готовясь

 К ранней монастырской утрене, Богомольцы разбрелись на ночлег.  Только в Троицком соборе у гробницы преподобного оставался  гробовой монах, он уходил лишь в полночь. Завидная сия участь— день за днём прибывать близ величайшей святыни...

    Митрополит Платон и Дроздов сидели в одной из комнат митрополичьего дома возле

распахнутого окна. Густые кусты отцветшей сирени скрывали их от любопытных взоров.