Ведьмы графства Эссекс

Когда Хопкинс уезжал, мы делали свою работу, ели простую похлебку за кухонным столом и рано ложились спать, и я лежала, вслушиваясь в темноту, чтобы вовремя услышать стук копыт большого черного коня – это возвращался Разоблачитель ведьм, озябший и возбужденный от долгой дороги; он звал меня, чтобы я расшнуровала его сапоги и выслушала его рассказы о старике, который топил рыбацкие лодки одним взмахом руки, или о женщине, которая стала служить дьяволу, потому что бес сказал ей, что у него в плену души трех ее умерших детей и он сотрет их в пыль, если она не отдаст в ад себя, свое тело и душу. Хопкинс, я видела, получал от этих историй некое удовольствие, как домохозяйка: ему нравился беспорядок. Ему нравилось, когда перед ним представала неразбериха, грязь, мерзость, которую нужно было вымести. Олдборо, Ипсвич, Нортгемптон – он вырезал гниль, устраивал всем хорошую порку и уезжал, а они смотрели ему вслед – чистые сияющие лица, точно собравшиеся в воскресную школу. Отче наш, иже еси в Мистли.

Когда он находился в Торне, особенное удовольствие ему доставляло мое послушание.

Я постилась вместе с ним – три дня, четыре дня, неделю ничего, кроме черного хлеба и воды, иногда немного парного молока.

Он приезжал из города со своей борзой (недавно приобретенной – господин Стерн назвал ее «дворянским жеманством») и если заставал меня за мытьем пола в буфетной, словно удивлялся и неожиданно заявлял, что я должна пойти в свою комнату и обратиться к Богу с сердечной молитвой о прощении моих многочисленных смертных грехов. Заприте за мной дверь. Однажды, когда я шла по саду, чтобы вынести помойное ведро, мне пришло в голову, что он меня кормит и одевает на свои деньги, а эти деньги оплачены кровью. Хопкинсу не нравилось, что я хожу в город или даже гуляю по лесу, который был виден из окна на втором этаже, из которого я наблюдала, как деревья меняют свой цвет на восхитительный желтый и красный. Я чувствовала, что он колеблется в отношении меня. Он не мог определиться, что ему со мной делать.

Что-то среднее между прирученной ведьмой и ведьмой-пленницей, которую держат в доме в темной сырой расщелине. В некотором смысле он почти выдал меня за себя замуж. И я слышала от Верити Кейт, что некоторые романтически настроенные души в Мэннингтри подозревали, что он намерен официально оформить наш странный союз; что, вызволив меня из львиного логова, он в скором времени предложит мне защиту в качестве мужа. Несомненно, это была благонравная версия. Но я могла слышать и неблагонравную – она звучала голосами Мозеса Степкина или Ричарда Эдвардса: «Нет более желанной партнерши, чем та, которую отведал дьявол. Спросите нашего Мэтью». Я могла бы стать его глотком красного молока. Я вижу это в его глазах и очертаниях рта, когда приношу ему вино или сажусь за штопку, пока он читает мне вслух Евангелие. Иногда мне хочется, чтобы он это сделал, хотя бы потому, что все стало бы проще. В конце концов, у шлюхи есть своя власть.

Год, полтора, – и мир изменился, а он не заметил этого, потому что его взгляд был устремлен в небеса. Все началось в Бери-Сент-Эдмундсе, куда он отправился, чтобы изгнать предполагаемых ведьм. Говорили, что там против него выступил некий священник и ему пришлось спешно покинуть городок, потому что местные вдруг озлобились. В другом городе, где в колдовстве обвинили их собственного пастора, стали поговаривать, что это неправда, что такого не могло случиться и что, конечно, Разоблачитель ведьм ошибся и это его самого дьявол сбил с пути истинного. Понимаете, это часть услуги, которую оказывает Разоблачитель ведьм: когда город вызывает его, уже понятно, от кого город хочет избавиться. Но если после этого горожане передумают, то во всем можно будет обвинить Разоблачителя ведьм. Каждый пророк в итоге становится изгоем.

В Лондоне тоже были ученые люди, которые говорили и писали о Генеральном Разоблачителе ведьм, как его называли. Одни говорили, что господин Хопкинс и ему подобные разжигают низменные суеверия народа, который верит во власть Разоблачителей ведьм (у Хопкинса было много последователей) больше, чем во Христа, Бога или святое Евангелие. Другие говорили, что нововведения Хопкинса – когда он заставляет подозреваемых ходить по нескольку часов или колет их булавками – весьма напоминают пытки, а пытки вне закона, поэтому эти нововведения нельзя оправдать, и что все это пропитанное кровью дело стало выглядеть совсем по-французски. Или, что еще хуже, по-испански. А потом на слушаниях в Норфолке эти ученые обратились со своими вопросами к судьям, которые должны были председательствовать на суде над несколькими женщинами, к обвинению которых приложил руку Хопкинс. Женщины были помилованы. Женщины были освобождены. Унизительное положение для Хопкинса, да еще и на публике.