Ведьмы графства Эссекс

И вот, по Божьей воле или по своей, он бросил охоту на ведьм. Он оставил это занятие, прежде чем ветер успел как следует перемениться, и вернулся в Мистли с последним толстым кошельком серебра, чтобы стать Мэтью Хопкинсом, деревенским сквайром. Он достаточно богат, чтобы спокойно жить, но люди, подобные Хопкинсу, не умеют спокойно жить. Да и вообще не умеют просто жить.

Он беспокойный, обидчивый. Ему двадцать шесть лет, рядом нет никого, кто любил бы его. И еще здоровье. Он подвержен сильным приступам кашля. В груди хрипит. Возможно, он слишком долго дышал затхлым воздухом окружных тюрем и ветхих лачуг деревенских знахарок; возможно, проклятия, наложенные на него старыми вдовами по всему Эссексу, в конце концов превратились в черноту, которая давит ему на грудь и мешает дышать, отнимая жизнь; а может быть, это просто болотная лихорадка, которая подкралась к нему с туманом из болот. И телосложение господина Хопкинса не выдерживает.

Он уединяется в своем кабинете с курительной трубкой, которую лекарь рекомендовал ему как средство от ослабленных легких. Он пишет.

И мы подходим к этому августовскому дню.

31. Книга

Я сижу на крылечке черного входа. Отсюда открывается вид на холмы, на прекрасное голубое небо в нежных розовых прожилках угасающего дня. Прохладно, но на кухне пылает огонь, согревая мне спину, поэтому сидеть на крылечке приятно. Я только что свернула шею курице – господину Хопкинсу на ужин. Теперь ощипываю ее. Полные горсти белых перьев. Тишина. Птицы во дворе выводят что-то нежное и печальное, будто оплакивают жирную курицу у меня на коленях.

Хозяйская сука валяется у забора, принюхивается к воздуху – чует первые признаки зимы. Я тоже чую зиму в воздухе и думаю, что здесь, в стенах Торна, зима будет особенно долгой и унылой, ведь даже Рождество – единственное, что скрашивает это мрачное время года, здесь праздновать не будут, потому что хозяин – пуританин, а пуритане считают кощунством веселиться в день рождения Господа нашего Иисуса Христа. Но не мне жаловаться на скуку.

Кто-то зашел на кухню – я знаю это, потому что собака повернула морду в мою сторону и уставилась в открытую дверь. Это господин Хопкинс, он окликает меня. Он стоит у кухонного стола, этакий Лазарь в домашнем халате и тюрбане, с темными кругами под глазами. В одной руке он сжимает испачканный носовой платок – когда я прибираюсь в доме, я нахожу эти платки повсюду, они как растерзанные невесты – кружева, красные пятна на белом. А в другой он держит книгу.

– Ребекка, – говорит он, – я хочу кое-что показать вам.

После того как я откладываю в сторону курицу и ополаскиваю руки в ведре, он подходит ко мне и встает в открытых дверях.

– Прекрасный вечер, – замечает он тихим голосом умудренного опытом человека, окидывая взглядом дымку на полях.

В его горле слышится хрип. Так как он подошел слишком близко ко мне, я продолжаю сидеть молча, где сидела, с мокрой курицей на коленях. Он проводит кончиками пальцев по моему затылку, там, где заканчивается чепец, следуя за короткими завитками, выбившимися из собранных волос. Я чувствую эти пальцы – прохладные, непривычные и ласковые. Его. Возможно, он называет небо твердью. Пальцы ползут дальше, по моему плечу, затем к моей щеке, а потом он прислоняет мою голову к своему бедру. Это – это настоящая сцена. Любой, кто увидел бы нас сейчас, счел бы ее выражением нежности.

– Возможно, мы могли бы подышать свежим воздухом после ужина? – предлагает он. – Прогуляться к реке? Мне бы это пошло на пользу.

Это совершенно неслыханно.

– Если пожелаете, господин Хопкинс, – говорю я.

– Славно, – отвечает он и отпускает меня. – Идите сюда.

Я стряхиваю перья со своего фартука и подхожу за ним к столу.

– Сегодня ее доставили из типографии из Лондона, – говорит он. – Я подумал, вам захочется ее увидеть.

Тонкий, аккуратно переплетенный том в черной кожаной обложке. Он смачивает большой палец и открывает титульный лист: «Разоблачение ведьм: ответы на некоторые вопросы, переданные судьям во время судебных слушаний в графстве Норфолк. Ныне опубликовано Мэтью Хопкинсом, Разоблачителем ведьм, на благо всего королевства (и ниже, Исход 22:18 «Ворожеи не оставляй в живых»). То, что лежит передо мной – не что иное, как его оправдание себя. Я понимаю, он чувствует, что некий рубеж уже пройден. Он знает, что скоро умрет. Я чувствую, что он смотрит на меня. Вижу его улыбку. Избранники Божьи встречают смерть с ликованием.

– И все началось с тебя, Ребекка, – говорит он. – Все началось, – он переворачивает титульный лист и ведет тонким пальцем по фронтиспису, – здесь.