Хопкинс кашляет. Кажется, кашель болезенный. Он прижимает к рту платок. Я вижу, как он украдкой смотрит на розовое пятно, прежде чем убрать платок в правый нагрудный карман. При этом на его лице только признак легкого неудобства. Дождь принес прохладу, а палач все ближе к последней-но-той самой, к последней-но-матушке-Кларк, я должна приготовиться, скрип, глухой звук, дергающееся тело – «Я здесь во имя Иисуса Христа и Его церкви предаю ваше тело Сатане в его власть и пользование».
По их ногам, торчащим из-под юбок, стекает вода и моча, они висят там, будто гнилые фрукты, лишившиеся последних жизненных соков, настоящие страшилища. Старая матушка Кларк кивает, и ее ведут к лестнице. Некоторые люди в толпе содрогаются и решают не смотреть. Она самая маленькая и хрупкая из всех приговоренных, процесс удушения будет долгим, «это неправильно, что бы она там ни натворила, – говорит мужчина сзади, не тот, что господин Уитборо, – будь она хоть слугой у Сатаны или…».
Сейчас. Я делаю то, что должна сделать, я уверена. Мне интересно, что матушка Кларк слышит и чувствует в этот момент – надеюсь, ничего, – мне интересно, слышит ли она, как Хопкинс зовет меня, слышит ли предостерегающее
Когда дело сделано, их тела обрубают с эшафота и уносят прочь, чтобы закопать в безымянной яме, всех вместе, одной кучей. Ровно так мы спали в замке. Отребье бросается за добычей – за их волосами и клочками тюремных рубах, так что их закапывают практически голыми. Воротник с ведьминской рубахи стоит дороже, чем околоплодный пузырь близнецов для правильного покупателя – ведь его используют в приворотах.
1647
Одна женщина рассказывала правду о мужчинах, что встречались в ее жизни. Стынет роса. Она просто рассказывала правду, а не ради утехи, как считалось. Стынет роса.
29. Предвидение
Август, продуктовая лавка, после полудня. Всюду нагроможденные друг на друга корзины, а в них яблоки, зеленые и красные, слива и чернослив; спелые и упругие фрукты прекрасно смотрятся на фоне чистой упаковочной бумаги. Здесь же красная смородина и темная вишня, и яйца в крапинку с налипшим тонюсеньким пухом, и свежеиспеченный хлеб, и ревень, и соленья, и варенья.
Итак, худшая из войн закончилась и ведьминские проклятия скатились с крыш, будто подтаявший на солнце снег.
Маленькая Рут Миллер в опрятном черном платьице и отглаженном переднике стоит на носочках. Мать держит ее за правую руку, а левой она тянется за блестящим яблоком на самой верхушке пирамиды, которую аккуратно соорудил господин Тейлор. Я вижу, что произойдет, за мгновение до того, как это происходит, до того, как блестящее яблоко на верхушке пирамиды качается, а потом падает и катится, словно нехотя, по дощатому полу и останавливается прямо у моего ботинка. Бледно-зеленое яблоко, небольшая круглая вмятинка, черный ботинок с пряжкой. Я наклоняюсь и поднимаю его, чтобы отдать девочке. Рут Миллер настороженно смотрит на меня, сложив руки поверх передника. Из-под кружевного чепчика выбилось несколько светлых прядок. Я улыбаюсь и протягиваю ей яблоко. Я вижу это – маленькая ручонка, – вижу, что произойдет, за мгновение до того, как это происходит. В этот день я убью человека.
Рут Миллер тянется за яблоком, но госпожа Миллер хватает девочку за плечо и, оттаскивая подальше от меня, почти кричит: «Нет, нет, Рут». Рут Миллер отдергивает руку, будто ее ошпарили. Госпожа Миллер злобно смотрит на меня и принимается выпихивать дочь из магазина, ее отвращение настолько велико, что она забывает на прилавке купленное масло и красную смородину. Я уже привыкла к подобной враждебности. И так как господин Тейлор находится в дальней части помещения, вне поля зрения, я кладу яблоко в свой карман, и красную смородину туда же, – для полного счастья. Грех порождает грех. Обратный путь в Торн, Мистли, пролегает через луг.