Ведьмы графства Эссекс

Хопкинс ходит взад-вперед по дощатому полу суда прямо над ними. Он видел, как утром привезли женщин, привезли в телегах. Отличное утро. Женщины настолько грязные и истощенные, что их уже невозможно отличить друг от друга. Просто набор вонючих тел в лохмотьях. Они уже больше не женщины, они будто оболочка семени, которую земля исторгла на поверхность, как ненужный мусор, чтобы ветер унес ее прочь. Он помнит отдельные имена – те, что отозвались в нем своей простой и понятной лирикой – Фогг, Гринлиф, женщина из Стоумаркета, которая дерзко называла себя не иначе как Дороти-ворожея, и помнит некоторые лица, но не может увязать в своей голове одни с другими. Как жарко. Он поправляет воротник, сдвигает назад шляпу. Сегодня время подвести итоги. Он надеется, что будет выглядеть достойно. Что он на самом деле сделал? Перед кем придется держать ответ? Не перед законом, это точно.

Он приезжал только туда, куда его звали. Он брал только те деньги, что ему предлагали. У него не было ничего, кроме его познаний.

Он истинный слуга Божий. Истинный слуга Божий. Истинный слуга Божий.

* * *

Отче наш, Иже еси на небесех. Да святится имя Твое, да приидет Царствие Твое, да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли. Хлеб наш насущный даждь нам днесь; и остави нам долги наша, яко…

Видите она не может ведьма не может произнести ведьма слово Божье застревает в ее глотке слова из святой книги почему у нее такие омерзительные глаза как будто что-то запеченное на солнце в собственной коже представьте что вы лижете гниль – где они вызревают и тайно хранятся – гниль во рту…

Остави нам долги наша, яко…

Должен быть какой-то смысл в конце концов это не так трудно устами младенца моя дочь ей всего четыре по пальцам пересчитать золотые кольца щелкнет пальцами и вот вместо эскадры кровавая пена…

Отче наш, Иже еси на небесех. Да святится имя Твое…

И зачем ты распеваешь Псалмы дорогуша если знаешь что ты проклята – и вот так просто просто прекрасное лицо раздвоенное копыто на краю доильного ведра на это нельзя не обратить внимания и сами вы никогда не смогли бы – вы бы положили это в рот – правда в том что ему нравятся и девочки и женщины. Правда. Они пропитаны историей, а еще фиалки – сладкая песнь жизни…

Отче наш, Иже еси на небесех. Да святится имя Твое – во веки веков…

А правда в том что был другой прошлой ночью показалось что хочет этого пылкая страстная пьяная о чем она только думала проклятье если я никогда не узнаю – говорят ей снилось, как она гуляла по Райскому саду и увидела арфу, стоящую на облаке, тогда она подошла и толкнула ее потому что ей странным образом неожиданно захотелось сломать ее и посмотреть как она будет падать – вниз, через все небо подобно утренней звезде – которая в конце концов и есть значение этого имени, значение имени Люцифер…

Баронет наклоняется вперед, чтобы рассмотреть старую матушку Кларк (она родилась в порту Клактона в тот самый час, когда Микеланджело умер в Риме, хотя она не знает этого).

– Мадам, вы не можете произнести, – ядовито усмехается он с нарочито недоверчивой интонацией, – молитву Господа нашего?

– Я могу, – отвечает она слабым голосом, ее руки, покрытые пигментными пятнами, покоятся на стойке. – Я знаю ее.

– Мадам, но у вас не получается.

Граф Уорвик спрашивает, не боялась ли она, что у нее под юбками было столько много маленьких дьяволят? Тогда старая матушка Кларк улыбается.

– Почему, – спрашивает она в ответ, – я должна бояться своих собственных детей?

За убийство посредством наведения порчи скота, принадлежащему Ричарду Эдвардсу из Мэннингтри, стоимостью в 10 фунтов, матушка Кларк приговаривается к смерти через повешение.

Ричард Эдвардс требует денежной компенсации, но кто же ему заплатит? У матушки Кларк нет имущества, которое можно было бы конфисковать.

– Этот дурак предлагает мне спуститься в Тартар и спросить десять английских фунтов с самого Зверя? – замечает граф баронету, прикрываясь рукой.

Хелен Кларк заявляет, что носит дитя. Баронет поправляет очки и смотрит то в свои записи, то на плутовски улыбающуюся грязную девицу в тюремной рубахе, сползающей с ее плеча.

– У вас есть муж? – спрашивает баронет. – Некий Томас Кларк, который сражается на стороне парламента с Восточной ассоциацией?

Она кивает.

– Я… Вы были среди заключенных в Колчестерском замке? Более года?

Это довольно неловкая ситуация для баронета. Похоже, он надеется, что если он просто изложит и переизложит известные об этом деле факты, вложив в голос побольше недоверчивости, некто придет и поможет разобраться с этой вопиющей неувязкой.

Она снова кивает.