Ведьмы графства Эссекс

Теперь меня держат на верхних этажах замка, у меня есть раковина и маленькое зарешеченное окно, сквозь которое мне видно оловянное небо, грязную стену, клочок земли, покрытый зеленой травой. Сегодня я буду давать показания. Судьями будут граф, баронет и рыцарь. Господин Хопкинс принес мне чистое платье и зеркало. Зеркало, как самую обычную вещь. Я пытаюсь скрыть свое волнение. Я понимаю, что это ничем не примечательное и простое зеркало – вот в углу пара жирных отпечатков, но как по мне – это чистое колдовство. Мне рассказывали, что зеркало – будто картина, написанная проникающим в него светом, но только все выглядит более реальным, чем на картине, – настолько, что, кажется, можно просто шагнуть в него, как в дверной проем, и соединиться со своим отражением так же легко, как сказать «утро доброе» или «благослови, Господи». По правде говоря, я рада, что у меня никогда не было зеркала, потому что за время, проведенное в тюрьме, моя внешность явно должна была испортиться, но так как прежде я видела только лишь свои очертания, то никогда не узнаю, насколько все изменилось к худшему. Я поворачиваюсь перед зеркалом и так и эдак.

Я наклоняю подбородок и широко открываю рот, рассматривая бледные скулы и маленькие зубки. Я в полном восторге от себя, от этой Ребекки Уэст. Я снова чистая. Волосы обрезаны чуть ниже плеч и убраны под новый белый чепец. Простое серое шерстяное платье с высоким воротничком. Как говорится, невинная овечка.

Сидя перед судьями, я уже не так впечатлена собой. Граф Уорвик – высокий, с острым носом – очень быстро говорит и носит модные пышные рукава из золотистого шелка. Его волосы сползают назад, обнажая макушку, как будто их сдувает ветром при его стремительном продвижении по нашему несчастному маленькому миру. У него есть корабли, рабы из Африки, он владеет значительной частью Массачусетского залива, но, глядя, как он сидит здесь и почесывает локоть, я не могу уразуметь, как один человек может успевать заниматься всем этим и при этом оставаться тем, кого можно назвать человеком. Вот баронет, сэр Харботтл Гримстон, лорд-наместник Эссекса; его волосы волнами спадают из-под черной бархатной шапочки, будто уши спаниеля. Это тот самый баронет, я знаю, что выдал ордер на арест матушки Кларк. Мне не нравится его манера говорить – вкрадчиво, как господин Хопкинс; баронет считает себя очень умным, но мне кажется, он далеко не так умен, как господин Хопкинс, хотя и сидит такой важный, как жаба, в атласах. Далее, сэр Томас Боуэс, рыцарь, чье лицо выглядывает из чудесного кружевного воротника бледно-нежным подснежником. Заметно, что сэр Томас не может понять, насколько благоговейно ему подобает держаться в присутствии графа и баронета, и в итоге с такой частотой колеблется между совсем не и весьма благоговейно[23], что возникает опасение, как бы его изящная шейка не переломилась надвое. Тусклое весеннее утро, размытый дождем свет, и никто из них не хочет сидеть здесь, в замке, и слушать лепет деревенской девицы из-под одолженного чепца.

Вот что я им рассказываю.