Ведьмы графства Эссекс

Как-то вечером, на Покаянный день, когда мне было еще шестнадцать, мать попросила меня поторопиться с работой, потому что она хотела, чтобы мы вместе с ней навестили кое-кого до захода солнца. Две женщины, идущие по полям, с промокшими от вечерней росы ногами. Затем мать строго-настрого наказала мне никогда не говорить о том, что я увижу или услышу, и я честно пообещала, что никому не расскажу (во благо моей почтенной аудитории, я опускаю глаза и слегка краснею). Наконец мы пришли к какому-то дому, но я не знаю, кто его хозяин, и никогда не видела его ни до того, ни после, и внутри нас ждали матушка Кларк и Лиз Годвин (в своей небылице я решила упоминать только тех из нас, на ком уже поставили клеймо). Лиз Годвин достала какую-то книгу в красной обложке, и мы прочитали какую-то молитву, которую я не запомнила, и тогда появились бесы, как есть в своем истинном облике, издающие звуки, похожие на бряцанье морских раковин, нацепленных на плащ Повелителя Хаоса. Я рассказываю им, что юбки матушки Кларк были до краев наполнены бесами, принявшими форму голубоглазых котят, родившихся не более недели назад, и что матушка Кларк целовала каждого и приговаривала, что они ее дети, рожденные от самого красивого мужчины, какой только есть в Англии, и что эти существа привели меня в восторг. Я рассказываю, что матушка Кларк обратила ко мне свой мутный взор (ее лицо было как череп, обтянутый кожей, столь древней, как у заплечного мешка Мафусаила) и велела мне соблюдать договор и молчать о том, что видела, а иначе меня ждут ужаснейшие пытки и адские мучения или даже хуже. Я говорю о соглашении с дьяволом и о клятве, в которой я отреклась от благословений Христа Господа нашего и от всего, что нам дали его муки; я говорю о черной собачонке, которая запрыгнула мне на колени и трижды поцеловала меня, и эти поцелуи были ледяными (Хопкинс поясняет, что ведьмы часто рассказывают, что касания дьявола неестественно холодны, и именно по этому признаку они всегда узнают своего господина). В этот момент я замолкаю и жду, что гневный Божий взор падет на меня с небес и пронзит меня, словно огненный меч, потому что я солгала. Но ничего не происходит.

Судьи слушают с мрачным видом. Баронет выглядит мрачнее всех – скорее всего, он успел пожалеть о своем участии в этом достойном сожаления деле.

У него выражение лица человека, который долго скакал сквозь бурю, а в конце пути, спрыгнув с коня, угодил прямо в коровью лепешку.

– Мисс Уэст, – обращается он ко мне, – вы были в заключении больше года, почему вы пришли с признанием только сейчас?

Я говорю, что я горячо желала рассказать все, что я знаю, сразу, как только нас привезли в тюрьму, но боялась обещания, что я дала, ведь матушка Кларк многократно повторяла, что любого, кто предаст наш адский союз, дьявол разорвет клещами на кусочки (эта фраза приходит мне в голову прямо в то время, как я говорю, сразу целиком возникнув в моем сознании).

Я говорю, что каждый раз, когда я собиралась признаться, мое тело словно оказывалось в плену и выгибалось, будто растянутое на дыбе, и я испытывала ужаснейшие мучения.

Я говорю, что всякий раз, когда я смотрела на свое тело, мне казалось, что оно объято язычками пламени. Но сейчас эти пытки прекратились, наверное потому, объясняю я, что ведьм подчинили закону Божьему и человеческому, и сейчас я чувствую себя самым счастливым человеком в мире, потому что я сижу здесь, перед ними, и могу избавить свою совесть от ужасного груза.

– Мисс Уэст, – спрашивает граф, – знаете ли вы заповеди, моя дорогая?

– Ваша честь, – отвечаю я, – я знаю заповеди. И буквы. Я умею читать и немного писать.

Высокопоставленные особы обмениваются взглядами. Они удивлены.

– И вот как она воспользовалась своим образованием, – выдыхает сэр Томас Боус, качая головой.

– Действительно, – вздыхает баронет. – Боюсь, это печальный знак последствий, идущих за женской грамотностью.

У них есть и другие вопросы. Говорит ли дьявол на чистом английском языке или у него есть акцент? Может ли дьявол принимать любой облик по своему усмотрению – зверя или человека – и, таким образом, предстать перед кем-нибудь в обличье праведника? Совокуплялась ли я – здесь тщательно наведенные благородные манеры не помогают замаскировать жадное любопытство – с дьяволом? И какую форму принимал дьявол во время совокупления – зверя или человека? (Густая краска вновь заливает мои щеки.) Когда они заканчивают, они благодарят меня.

Граф Уорвик говорит, что будет молить Бога простить мне мои столь тяжкие грехи, и мне становится любопытно, имеют ли молитвы графа больший вес, чем молитвы других людей, – вдруг они быстрее достигают ушей Господа? Я никогда не встречала таких великолепных кружев, как у него на воротнике, расшитых крупными, с мою ладонь, розами. На вышивку одного только такого распустившегося цветка, должно быть, ушла неделя. А я удостоилась места в его молитвах.

Черное пятнышко, прицепившееся к блестящим юбкам его благородных дочерей.