– Вы, – говорит он, качая головой, –
Губы Хопкинса кривятся. Он слишком быстро зашел слишком далеко, поставив под вопрос честь этого человека. Теперь, чтобы рыбка не ушла, нужно немного ослабить напряжение, прежде чем снова сделать подсечку.
– Блажен, кто не осуждает себя в том, что избирает, – цитирует он, прихлебывая пиво.
Идс усмехается.
– Вы кажетесь
– Ребекка Уэст – подручная дьявола, – невозмутимо продолжает Хопкинс. – Коварная распутница. Подобно Саломее, она создана своим хозяином, чтобы склонять мужчин ко греху. Я знаю это наверняка, Джон, ибо она и на мне испробовала свои чары, она ворковала и соблазняла меня, даже когда я умолял ее оставить Сатану-обманщика и вернуться во имя своего спасения к Богу.
– Прекратите, – говорит Идс, его щеки раскраснелись, – вы клевещете на нее.
– Нет, не клевещу. – Рука Хопкинса сжимает край стола. – Дьявол одурманил ее разум и овладел телом. Вы знаете это. Вы знаете, что она ужасная блудница. Поклянитесь в этом, облегчите вашу душу.
Идс колеблется. Дергает себя за волосы. У него слегка испуганный взгляд, верхняя губа чуть приподнялась, обнажив крупные белые зубы. По крайней мере, насчет блуда Хопкинс попал в точку. Идс больше не чувствует себя особенным. Его грех – и страсть, породившая этот грех, – не был уникальным или исключительным и по такому случаю простительным, это был грех самый настоящий и низкопробный, как плохая баранина. Развратница. Распутница. Блудница. Должен быть способ избавиться от этого. Способ очиститься.
– Все это, – вздыхает Хопкинс и снова захватывает запястье Идса, – все ваши страдания закончатся. Помогите мне. Помогите мне отсечь эту гниль, Джон. Тогда придет покой. Понимаете? Все должно начаться с нас. Все должно начаться с мужчин. Нам была дана власть над ними, чтобы направлять – чтобы питать. И чтобы карать.
Он видит. Стыд – сам по себе своего рода околдовывание. Разум Идса под нахмуренным и покрасневшим лбом в смятении и раздоре с самим собой.
Все, чего он сейчас хочет – это покоя: избавиться от вины и уползти прочь, чтобы остаться в одиночестве и тишине. Может быть, думает он, нужно просто поверить сказанному. Это не его вина, а ее, полностью ее,
– И она садится у дверей дома своего, – шепчет Хопкинс, склонив голову над своей кружкой, – и скудоумному сказала она, что воды украденные сладки и утаенный хлеб приятен. И он не знает, что мертвецы там и что в глубине преисподней зазванные ею.
Идс сжимает руки в кулаки и опирается ими на стол так, что костяшки пальцев синеют.
– Я сделаю это, – торопливо говорит он севшим голосом. – Я дам показания.
Это легко. Хопкинс откидывается назад и бросает долгий, тяжелый взгляд на сломленного мужчину, сидящего напротив, изо всех сил притворяющегося, что не сломлен. Кажется, что Идс вот-вот заплачет. И вот оно снова, это черное бурлящее ощущение могущества. Только на этот раз оно правильное. Мощное, но в то же время послушное, похожее на тяжелое сияющее зеркало, отражающее его нутро. «Сижу я здесь, – думает он, – всего лишь сын священника из Уинхэма, Саффолк – и, однако, почти как Бог». Он осознает эту мысль как свое первое совершенное с радостью богохульство.
Идс протяжно вздыхает и передергивает плечами, затем медленно поднимается. Мужчины смотрят друг другу в глаза.
– Второзаконие назначает штраф за возлежание с девицею в пятьдесят серебреников, – говорит Идс с мрачной ироничной улыбкой. Он берет со стола шляпу и вертит ее в руках. – Похоже, я заплачу больше.
– Я не прошу вас признаваться в чем-либо порочащем вас.
– Нет, – отзывается Идс, посасывая внутреннюю сторону щеки. – Вы не делаете этого. Очень любезно с вашей стороны.
– Я прошу вас помнить, сэр, – бормочет Хопкинс, удивленный и даже слегка встревоженный внезапной веселостью Идса, – на кону ее душа.
– Думаю, что это не
На лице Разоблачителя ведьм появляется неприятная улыбка.
– Знаете, этот случай в Мэннингтри весьма примечателен, – замечает он строго выверенным небрежным тоном, – тем, что семь женщин, по большому счету обычные неграмотные деревенщины, обладающие в лучшем случае низкой животной хитростью, столько всего натворили сообща. Чаще всего в подобных случаях присутствует мужская воля, которая управляет ими, какой-нибудь маг или колдун, который служит посредником между Сатаной и его служанками, подобно тому как пастор делает это для добрых христиан.