Ведьмы графства Эссекс

Убогое пространство, земляной пол посыпан опилками. В пабе пустынно, здесь только двое мужчин у стойки бара – их лица скрыты под капюшонами, они ведут напряженный разговор на французском, и трактирщик – косоглазый коротышка с пучками седых волос, торчащих из ноздрей. Хопкинс подталкивает Идса к липкому столу в углу паба, подальше от входа. Идс, по-видимому, все еще ошеломлен внезапным появлением своего соратника. Он двигается медленно и осторожно, будто пробирается по палубе кренящегося корабля или будто целый мир неожиданно дал крен. Они садятся. Совершенно непрошено к ним подходит трактирщик и протирает влажной тряпкой стол. Он исподтишка поглядывает на Хопкинса, которого узнал по описаниям. Его интерес раздражает.

– Принесите пива, – приказывает Хопкинс. – Затем оставьте нас.

Между ними ставят две кружки эля. Идс пьет. Вытирает усы тыльной стороной ладони, щека нервно подергивается. Хопкинс знает, что Джон Идс будет легкой добычей, как и все покладистые люди. Этот человек не выносит молчания. Вот и сейчас, столкнувшись с тишиной, он спешит заполнить ее.

– Вы попали в лондонские новости, – говорит он в конце концов. – Вы и Стерн. Вне всякого сомнения, вы счастливчики, раз сам Господь Бог избрал вас. «Генеральный разоблачитель ведьм…», – он издает нервный смешок.

Хопкинс улыбается.

– Несколько более… пафосное прозвище, чем мне хотелось бы, но, если я могу лучше служить Богу, будучи названным именно так…

– Такая цель, – бормочет про себя Идс, поглаживая большим пальцем кружку. – Должно быть, вы родились под счастливой звездой.

Хопкинс подмечает, что Идс уже более расслаблен. Снова становится непринужденным. Это не может быть опьянение, потому что выпито всего несколько глотков. Возможно, он был одинок здесь, у моря, разорвав все связи. Идс наконец смотрит прямо на Хопкинса – его голубые глаза потускнели, в них нет интереса к жизни.

– Там, в Мэннингтри, Мэтью, мне все это казалось плохим делом. Вся эта чертовщина, я словно задыхался… – он прикладывает руку к горлу, – как от дымящих водорослей. Я был…

– Вы были напуганы, – подсказывает Хопкинс.

– Напуган. Да. Но… – Джон Идс подбирает слова, Хопкинс наблюдает за ним.

Джон Идс – этого большого обаятельного увальня он должен за ручку подвести к нужным выводам, он сам должен правильно назвать свои ошибки.

– Женщины из Мэннингтри, – осторожно говорит Идс, – арестованы и ждут суда?

Хопкинс кивает. Рассказывает, что Энн Уэст и Элизабет Кларк сознались в ужаснейших злодеяниях и не раскаиваются. Что вдовы Лич и Мун якшались со всяческими дьявольскими сущностями, делали человекоподобные фигурки и утыкивали их булавками. Рассказывая, он наблюдает за Идсом и замечает, как тот все сильнее сжимает свою кружку с пивом.

– Скорее всего, мы никогда не узнаем в полной мере о тех злодеяниях, которые они совершали по велению Дьявола, – вздыхает Хопкинс.

– А что… Что с Ребеккой? – спрашивает Идс, чего Хопкинс и добивался.

– Она все отрицает.

С явным облегчением Идс выдыхает и кивает. Хопкинс позволяет ему насладиться моментом, сделать большой глоток пива и только тогда достает из-под пальто шляпу. Шляпу Джона Идса с квадратной латунной пряжкой. Он молча кладет ее на стол, и Джон Идс словно застывает.

– Я… – он не может связать двух слов, – это…

– Не стоит выдумывать лживые объяснения и лжесвидетельствовать, – улыбается Хопкинс. – До вашего греха мне нет никакого дела. Однако до греха Ребекки Уэст… – он кладет руку на стол и разворачивает ладонью вверх, как будто показывает Идсу, как душа девушки танцует на его черной перчатке. – Господь повелел мне искоренять скверну колдовства… и возвращать ему заблудших. Ребекка Уэст должна признаться. Она может быть спасена, только если признается. Вы знаете это.

– Что требуется от меня? – спрашивает Идс, его губы трясутся.

Хопкинс сообщает ему, что он должен дать показания на летних слушаниях. Глаза Идса лихорадочно мечутся по мрачной комнате, как у загнанного в угол зверя.

– Какие показания? – спрашивает он, думая прежде всего о том, чтобы сохранить свою репутацию. – Я учил ее читать и писать, учил катехизису, ничего связанного с дьяволом или колдовством, никогда…

Он пытается принять невозмутимый вид, но ему никак не удается совместить отчаянный взгляд и бесстрастную гримасу.

Хопкинсу никогда не разрешали ездить на охоту – из-за его слабого здоровья мать запрещала ему рыскать по лесам вместе со старшими братьями. Но сейчас он чувствует краешек того, что, должно быть, чувствовали они – мельканье рыжего меха, звонкая перекличка гончих, запах крови.

– Приспешники Дьявола прекрасно умеют скрывать свои злые намерения, – шипит Хопкинс, подавшись вперед. – Если вы освежите в памяти время, проведенное с мисс Уэст, уверен, вы припомните моменты, когда ее истинная природа – хитрая, коварная – становилась для вас очевидной. Обнажалась, – добавляет он, – так сказать.

По мере того как Хопкинс говорит, Идс сощуривает глаза. Он тихонько фыркает и выпрямляется во весь свой рост.