Голландцы по большей части. Они не обращают внимания на Разоблачителя ведьм – мрачного незнакомца, который падает у причала на колени, чтобы помолиться. На своих низинах они вели собственные войны во имя Господа Бога, им хорошо известно, какими странными иногда становятся люди, когда видят, как Отче, покачиваясь, возвращается домой, а его седая борода окровавлена или вовсе сбрита догмой. Несколько человек, заканчивающих разгрузку, бросают на Хопкинса сочувствующие взгляды, как на человека, явно испытывающего душевные муки. Моряки – народ чувствительный. Они знают, что таких людей лучше оставить в покое.
Хопкинс смотрит на спокойное серое море, слышит, как оно лижет настил под его преклоненными коленями. Дождь. Бесконечный дождь. Что-то есть в дожде над морем, что-то величественное в его абсолютной серой избыточности. Он делает мир похожим на склеп. Молитва Разоблачителя ведьм звучит примерно так: «Бог мой, Отец мой, направь меня сейчас, ибо я ошибся. Я смотрю вокруг и вижу только хаос – и на какой-то миг я позволил ему поглотить себя, я погряз в паутине греха. Я – твое орудие. Так направь меня по твоей воле, используй меня, для чего я предназначен, а затем порази меня, если так будет надобно. Только позволь послужить Тебе, прежде чем отдашь Дьяволу меня всего». Он открывает глаза, смотрит на траурный горизонт и чувствует, что его нутро очищено и облагорожено голодом и бессонницей. Именно таким он нравится себе: острый, как заточенный клинок, страдающий – втайне ото всех.
В этот самый момент, совсем близко, он слышит нежный звон церковных колоколов, созывающий верующих на вечернюю молитву, – разве это не само Провидение? И разве он может не ответить на этот ласковый призыв?
И вот он в маленькой церквушке – простой часовне для моряков. Единственное высокое окно – за алтарем, – забранное прозрачным стеклом, освещает пыльный зал, украшенный лишь фреской на дальней стене, с изображением сотворения мира и грехопадения: непропорциональные лани и львы резвятся в пестром великолепии Эдема, розовые соски на белых грудях Евы; толстый змей обвивает ее талию.
Вот она стоит, беспечная, в лучах радостного солнца, застыв навеки в момент своего падения. Хопкинс занимает место у колонны поближе к двери и снимает шляпу. Скамьи пусты, кроме него в церкви только пара стариков-грузчиков, у них загорелые шеи, и они непрерывно курят, даже когда измученный заботами пастор поднимается на кафедру и начинает проповедь (малосодержательное выступление против епископата, к тому же плагиат: Хопкинс узнает его бо́льшую часть – она взята из трудов Джона Баствика). За спиной Хопкинса открывается и закрывается дверь, какой-то опоздавший спешит к последней скамье. Хопкинс необъяснимо уверен, что этот опоздавший – господин Джон Идс, он уверен в этом настолько, что, дождавшись просьбы священника склонить головы и молча помолиться, оглядывается назад, чтобы удостовериться в этом. Его терпение вознаграждено. Там и вправду, прижав шляпу к груди, стоит Джон Идс. У Хопкинса есть возможность как следует рассмотреть его.
Это как будто другой мужчина – не тот, которого он прохладным мартовским вечером отправил в Торн за помощницами в проверке ведьминских меток: плечи поникли, спина сгорблена, волосы подстрижены на манер круглоголовых. Хопкинс подмечает, что его рыжая борода подернулась сединой. Тем не менее это Джон Идс: недостающая деталь, краеугольный камень.
Когда проповедь заканчивается, солнце уже село и затянутое тучами небо наполовину очистилось, – облака рассыпаны по небу, будто изюм. Хопкинс следует за Идсом по узким улочкам Хариджа и, заметив облупленную вывеску паба, понимает, что это удобный момент: ускорив шаг, он хватает своего бывшего соратника за плечо. Идс разворачивается и пораженно натыкается на взгляд улыбающегося Хопкинса.
– Вот это да! – восклицает Хопкинс с наигранным и несколько пугающим весельем. – Господин Джон Идс. Не ожидал увидеть вас здесь.
– Хопкинс, – сдавленно отвечает Идс.
Его взгляд скользит влево и вправо вдоль улицы.
Хопкинс крепче сжимает плечо Идса.
– Столько времени прошло. Как вы поживаете, мой дорогой друг?
– Вас пригласили власти? Я ничего не слышал о… – Идс замолкает.
– Нет-нет, – отвечает Хопкинс. – Неожиданно отклонился от пути.
– Понятно.
Хопкинс показывает на невзрачный паб (на вывеске написано «Морской скат») и настаивает, что им двоим надо непременно поднять бокал за Кромвеля, как в старые времена. Господин Идс поначалу протестует, но Хопкинс настойчив, и вот уже упирающийся Идс оказывается по другую сторону узкого входа.