Ведьмы графства Эссекс

Но он наготове и полностью сосредоточен на задаче.

– Скажи мне, Элизабет Кларк, – спрашивает он, – каковы имена твоих бесов?

О, он наслаждается этим вопросом. Он любит этот вопрос. Он может задавать его час за часом хоть до Покаянного дня или дольше. Об этом говорит его косая улыбка, палец, небрежно лежащий на ремешке пистолета.

Матушка Кларк смотрит вниз на связанные руки.

Она выдвинула голову вперед, будто ее вот-вот стошнит.

– Моего мужа звали Уильям, – наконец говорит она, сжимая руки в кулаки и снова разжимая. – Простите меня, я бедна, как Иов.

Это продолжается уже некоторое время. Речь бессвязна, сознание совершенно изношено и мечется между настоящим и явно предпочтительным прошлым. Стоящий снаружи констебль говорит Стерну, что, если бы Сатана считал старую каргу своей приспешницей, он ведь наверняка уже вмешался бы.

– Ваши бесы, мадам? – снова спрашивает Хопкинс.

Стерн вздыхает.

– Мэтью, – говорит он тихо, чтобы слышал только Хопкинс, – это бесполезно…

В этот момент матушка Кларк, раскачиваясь на месте, как говорят, издала во весь голос протяжный, пронзительный визг. Было десять свидетелей.

Что можно сказать? Говорят, сначала прибежала упитанная собака, или что-то похожее на собаку, белая, с песочными пятнами, ее звали Иамара. Затем вторая – что-то-вроде-гончей, худая и с длинными лапами, ее звали Пийуакетт. Несомненно, всех передернуло от адской гнусности этих чужеродных прозвищ, которые явно не под силу выдумать простым смертным. Она говорит, что следом придет черный бес, он придет за господином Стерном, который хватает с пояса пистолет и выставляет его, готовый противостоять невидимому противнику. И хотя больше никто не появляется, а все существа, прибывшие ранее, исчезают, Присцилла Бриггс подбирает юбки и запрыгивает на табурет, а Эбигейл взвизгивает и хватается за ее талию. Несколько человек могут подтвердить каждую деталь этой истории, в частности о бесах, названных Пийуакетт и Иамара. Также они говорили, что матушка Кларк рассказала им, что у нее и моей матери было гораздо больше бесов, чем эти два, так что можно только представить, что эти бесчисленные ужасные существа воистину должны были бороться за то, чтобы присосаться к ее ведьминской метке, словно поросята вокруг живота свиноматки. И в самый разгар этой суматохи звучит признание матушки Кларк, хотя в нем больше нет необходимости, потому что многие видели ее отвратительных животных.

Мэтью Хопкинс призывает всех успокоиться, хватает старуху за связанные запястья и приказывает сознаться, состояла ли она в сговоре с Бельдэм Энн Уэст и знает ли она наверняка, является ли упомянутая Энн Уэст приспешницей Дьявола?

– Энн Уэст, – повторяет матушка Кларк, как будто это имя она знала, но в другой жизни. – Она сказала, что она жалеет меня, потому что я – бедная калека. Она сказала, что есть способы и возможности, как можно сделать мою жизнь немного лучше.

Это все, что она говорит о Бельдэм, но этого достаточно. Все споры бессмысленны, кандалы защелкнуты. Первая ведьма, огненное семя. Они выводят ее в ветреную ночь. Тучи снова клубятся в лучах заходящего солнца, багровые, готовые пролиться дождем. Звеня цепями, она в последний раз переступает свой порог.

Хопкинс аккуратно берет матушку Кларк под локоть, а она смотрит на него пустыми серыми глазами и говорит: «Джеймс, сегодня слишком холодно, чтобы спускаться к реке. Мы можем посмотреть на лодки завтра утром, после церкви, если ты будешь хорошим и благочестивым мальчиком и будешь слушаться».

И тут наступает момент, о котором потом говорят многие месяцы, момент необъяснимой и дивной нежности, который отводит место Хопкинсу в сердце каждого пуританина. Хопкинс наклоняет голову, чтобы встретить взгляд матушки Кларк, и ласково обнимает ее за плечи. Говорят, он говорит вот что:

– Я молю Бога, чтобы он простил вас, Элизабет Кларк. Ваше тело познало много страданий в этой жизни, и я молюсь, чтобы вы раскаялись и оставили свои грехи позади, чтобы ваша душа была избавлена от мук в следующей.

Он ласково берет ее лицо в свои руки, обтянутые перчатками. Стерн и констебль наблюдают за этим в молчаливом недоумении.

– Даже сейчас, – шепчет Хопкинс, – Бог рядом, полный любви и милосердия. Иоанн говорит, что если исповедуем грехи наши, то Он, будучи верен и праведен, простит нам грехи наши и очистит нас от всякой неправды.

И он запечатлевает благопристойный поцелуй на челе старухи. Quo modo deum[10].

Матушка Кларк непонимающе смотрит на него. За молочной пеленой глаз не осталось и следа злобы. Есть ли там жизнь? Она стоит, раскачиваясь взад-вперед, и спрашивает, будет ли ей теперь позволено поспать?

Хопкинс улыбается. И говорит ей, что они и господин Стерн отправятся в город, и там она сможет спать столько, сколько пожелает.

17. Ковен