Ведьмы графства Эссекс

Шатаясь, он встает и подходит к окну. Поля покрыты девственно чистой, безукоризненной белизной, и небо над тонкой линией деревьев совершенно прозрачно. Не потрудившись захватить пальто, он выбегает в поле. Но нет ни малейшего следа нечестивой церемонии. Виднеется лишь цепочка лисьих следов, ведущая вверх по холму. Он стоит здесь, дрожащий и босой, с каждым выдохом над всклокоченной бородой возникает облако пара. Снег превосходит всякое понимание, уничтожает всякую мысль, он такой яркий, что ослепляет. Хопкинс падает ниц перед этой всеразъедающей белизной и молится с особой силой.

Мужчина, лежащий в снегу в одной рубашке лицом вниз, представлял собой весьма необычное зрелище с точки зрения Уильяма Колфхилла, который как раз выгуливал своего лерчера на соседнем поле, поэтому неудивительно, что он половине города доложил о необъяснимом поведении нового соседа.

* * *

Устанавливаются крепкие морозы, выстужая дороги и крыши, вынуждая сидеть по домам и поститься. Свиньи в загонах замерзают насмерть. Ручеек новостей застывает. Письма теряются или перехватываются по дороге – как сердечные послания юных влюбленных, так и сухие доклады генералов. Ходят слухи, что обе армии расквартированы на Рождество, но ничего определенного на этот счет не приходит. Потерять одну армию – уже сложно, но потерять две – слишком смахивает на беспечность.

В то время как приказы на марши тактические директивы развеиваются студеными ветрами, пиротехническое шоу грядущего апокалипсиса, как и прежде, расцветает над скованным льдом горизонтом.

В Ипсвиче видели, как колдунья пронеслась над Оруэллом вниз по течению, пуская молнии. В Брентфорде нашли расчлененное тело женщины, над которой еще при жизни надругались.

В самом Мэннингтри происходят в высшей степени странные и необъяснимые события, которые можно истолковать только происками дьявола.

Уильям Роубуд, пивовар, рассказывает об из ряда вон выходящем случае – его жена, новая госпожа Роубуд, морозным воскресным утром сидела на кухне, они как раз собирались отправиться в церковь. И вдруг она обнаружила, что в ее юбках полно вшей – «их было столько, хоть сметай помелом». Это было тем более странно, что госпожа Роубуд – чистоплотнейшая женщина и, по общему мнению, в здравом уме. Зажав одну из этих ужасных тварей стаканом, Роубуд обнаружил, что она не похожа ни на одну вошь из тех, с кем он имел несчастье быть знакомым; она была длинная и тонкая – словно женский мизинец.

Отношения в семьях обостряются. Люди прикованы к дому суровой погодой, и вот сестра выступает против сестры, брат против брата, служанка против хозяйки и муж против жены. Под обеденными столами пихаются ногами, с тарелок утаскивают пельмени, воротят носы в течение короткой обеденной молитвы, неуклюжие малыши портят амбарные книги. Все то же серое платье на кровати, все тот же серый туман, наползающий со Стоура, все то же деревянное распятие на выбеленной стене. Рано или поздно вы хотите вытащить гвоздь, на котором оно висит, и перевернуть его вверх тормашками, просто чтобы хоть что-то выглядело иначе. Ну, вы знаете, что говорят о праздных руках и Дьяволе.

В праздничный день веселья не наблюдается – слово «Рождество» неразрывно связано со словом «Месса» – самой католической из лексем, поэтому большинство Благочестивых горожан решает, что лучше сделать вид, будто этот день вовсе не особенный. Церковь Святой Марии закрыта, а магазины открыты (хотя на полках почти ничего не осталось). Спустя неделю, или около того, накануне морозной Двенадцатой ночи, приходят новости в виде местного адьютатора[8], прибывшего из Уилли – он стоит у Рыночного креста, размахивая перед недоумевающей толпой намокшим экземпляром «Mercurius Civicus», и вещает что-то про Чешир. Он говорит, что в Бартомли в Чешире люди короля под командованием лорда Джона Байрона обнаружили приверженцев парламента – двенадцать, или двадцать, или около ста двадцати человек, в зависимости от того, кого спросить, и все добрые пуритане, – засевшими в церкви. Кавалеры разожгли костер, чтобы выкурить их оттуда. Обгоревшие, задыхающиеся, еле стоящие на ногах люди выбрались наружу, в морозное сияние Сочельника, где на них злобно набросились люди лорда Байрона. Людей парламента раздели, избили, и тело каждого из них в тысяче мест тысячу раз пронзили сияющие королевские мечи.

Голодные и изнывающие от скуки мужчины и мальчишки воспринимают эту новость как своего рода сигнал; это причина возобновить грабежи, которые стихийно вспыхивали в долине Стоура весь этот год. Поскольку на приемлемом для поездки верхом расстоянии почти не осталось подтвержденных католиков, малейшее подозрение в симпатиях к папизму становится достаточным условием для их внимания: даже безобидного доктора Крока разбудил брошенный в окно кабинета кирпич, а из кладовой доктора пропали три банки квашеной капусты.