Дома аристократов грабят, старинные портреты сваливают в ухоженных садах – скоро их сожгут; лица над старинными оборками накрахмаленного кружева благосклонно взирают на своих преследователей. Мальчики возвращаются домой в промокших бриджах, липких до колен от хорошего портвейна из затопленных винных погребов, что выглядит так, словно они побывали в кровавой переделке. Один парень скачет на своей кобыле галопом по Саут-стрит – к седлу приторочено разорванное желтое шелковое платье – и кричит: «Смерть королеве Марии! Адский огонь епископам!» И кто-то аплодирует им, а кто-то говорит, что они немногим лучше левеллеров[9], раз такое вытворяют. А те, у кого еще остались дорогие украшения или хорошая посуда, выходят ночью в свои сады и хоронят их в стылую землю, насколько могут глубоко. В конце концов, есть шанс, что конец света наступит еще не скоро.
Томаса Бриггса, которого на второй неделе января съела лихорадка, похоронить не смогли. Он и до болезни был маленьким мальчиком, а к концу стал едва ли толще прутика, но тем не менее в мерзлой земле не получится выкопать достаточно глубокую могилу. Его тело лежит в сарае, медленно разлагаясь. Прослышав об этом, оборванные дети Райтов однажды ночью проникают туда и, затаив дыхание, подначивают друг дружку потрогать его, – потрогать мальчика, которого Дьявол и его прислужницы унесли в ад.
1644
И все же есть мнение, что в мире живут некоторые, и из этих некоторых небольшая часть – в Англии, которые ведают больше, чем говорят, и, либо через Видения, либо через Голос, они имеют представление о грядущих событиях, да, даже от благословенных Ангелов.
13. Бродяжничество
Представьте скрюченную старуху, одетую в лохмотья, которая в одиночестве пробирается по глубокому снегу. Теперь оборвите подол ее платья, и пусть он намокнет от снега, покройте лысеющую голову тонкой вязаной шалью. От нее разит – вы можете чувствовать этот запах на расстоянии вытянутой руки – жиром, куриным дерьмом, плесенью и смущением. Волосы, что еще остались, не прибраны и сбились в грязные колтуны. Покройте прозрачную синеву ее глаз пеленой бельма. Теперь пусть она еле тащится, сгорбившись, опираясь на трость. Медленно. Нет, еще медленнее. Она бредет, а вокруг – тишина, быть может, только пара ворон перекликается в прозрачном подлеске. Старуха совершенно одна в этой глубокой, не обещающей ничего хорошего белизне. Теперь добавьте совершенно пустой желудок. А теперь решайте. Вы предложите ей помощь? Вы вообще захотите прикоснуться к ней?
Старая матушка Кларк известна, в частности, своими цыплятами. Она поет им старые матросские песни. Вот и в начале этой зимы она поместила цыплят в доме, и ей доставляло удовольствие наблюдать, как они робко клюют крошки вокруг непривычно большого корпуса кровати или вокруг котла, такие жирные, с глазами, как у рептилий. Она не обращала внимания ни на белые полоски экскрементов на ножках стола, ни на вонь от их линьки. Когда цыплята начали умирать, она не могла заставить себя их есть, так что выносила их, таких легких у нее на руках, на мусорную кучу, где их с благодарностью принимали лисы. Никто не приходил к старой матушке Кларк неделю или даже больше. Ни какая-нибудь ясноглазая забеременевшая мисс из города, ни какая-нибудь рассеянная старая мадам, появившаяся просить покровительства у святого Петра или Павла с помощью сита и ножниц, чтобы нашлось пропавшее памятное кольцо или зарытый браслет. Ни Бельдэм Уэст, ни Маргарет Мун, ни вдова Лич. Ни я. Она предполагает, что дороги из города замело. Или что про нее забыли. Или что она, возможно, уже умерла, и эти нетронутые поля девственно чистой белизны и тишины – это уголок Чистилища.
Я не представляю, чем она могла заниматься в своей лачужке, одинокая и голодная, в те пронзительно ледяные недели посреди зимы.
Но сейчас она держит путь через Уормвудский холм. Возможно, ей грезится, что она единственная осталась в живых во всей этой жалкой местности. Что она проспала звуки труб, под которые ангелы вытаскивали всех, еще сонных, из кроватей и забирали на небеса, а ее случайно проглядели. Возможно, она мечтает, что когда доберется до фермы Миллеров, там никого не окажется, а когда она войдет, то обнаружит на кухонном столе дымящуюся свиную отбивную.
Возьмите старуху. Отрежьте ей ногу, и пусть ее желудок будет пуст. Оставьте ее на милость соседей. Поместите перед ее внутренним взором свиную отбивную под яблочным соусом, большую и сочную, и кружку приличного пива. Почувствуйте, как ее рот наполняется слюной от предвкушения.
Обогнув вершину холма, матушка Кларк видит тонкую струйку дыма из дымохода Миллеров. Джеймс Хокетт, их работник, колет дрова на дворе, когда она добирается до входа.