Ведьмы графства Эссекс

Я ему объясняю, что не могу даже предположить, что такое Инкуб, а тем более вызвать его. У окна на книжном шкафу стоит потускневший подсвечник – если бы только я смогла дотянуться до него – и что тогда, Ребекка? Ударила бы его по голове подсвечником?

– Инкуб – это демон, мисс Уэст, – выдыхает Хопкинс, облизывая губы. – Демон, призванный из ада, чтобы служить ведьме, в силу ее соглашения с Дьяволом.

Хопкинс возбужден. Возбужден, как возбуждаются мужчины, когда читают о войне или турецких танцовщицах. Его зрачки расширены, черный локон прилип к уголку рта. Солнечный лучик, должно быть, пробился из-за туч и светит мне в спину через окно, потому что на пыльных досках вырастает моя тень и касается его сапог.

– Я ничего не видела, сэр, – настаиваю я. – И тем более не призывала.

Хопкинс делает шаг ко мне.

– Разве Бельдэм Уэст не ваша мать? Она произнесла проклятие, когда господин Бриггс играл на набережной. Ее собственные спутницы рассказали мне про это.

Я издаю звук, выражающий что-то среднее между страхом и радостью.

Он ничего не знает о моих духовных проступках. Его интересует моя мать. Как всегда, моя мать, Бельдэм Энн Уэст, корень всех проблем, ось скрипучего колеса. Тело, в котором выросла я, словно раковая опухоль.

– Господин Хопкинс, – говорю я твердым и ясным голосом. – Сэр, если бы слова моей матери имели бы хоть какой-нибудь вес, я бы скакала верхом на невидимой лошади до самого Молдона и обратно.

Я скрещиваю руки на груди.

– Мать и дочь, – говорит он, продолжая сокращать расстояние между нами, – совсем одни, в доме на склоне холма.

Он улыбается.

– Говорят, когда женщина думает в одиночестве, она замышляет дурное.

– Если вы думаете, что у меня есть знания и средства, чтобы причинять кому-либо вред, сэр, – говорю я, – тогда, возможно, вам следует быть более осторожным со мной. А сейчас я хочу уйти.

И когда я это говорю, я понимаю, что уже делаю это. И прежде чем Хопкинс снова успевает шевельнуться, я протискиваюсь мимо него и выхожу из комнаты. В коридоре царит суматоха – женщины, привлеченные воплями Томаса, стоят в растерянности, я прохожу мимо, задевая по дороге к лестнице госпожу Харт, кровь стучит в ушах. На кухне я хватаю свою шаль и выбегаю через дверь, оставляя позади ошеломленную Хелен Кларк и корзину с пожелтевшими яблоками.

* * *

Допрос Хелен Кларк, проведенный в присутствии названных судей, 1645

Эта обвиняемая признается, что около шести недель назад Дьявол явился ей в ее доме в образе белой собаки и что она называет этого фамильяра Элиманзером; и что эта обвиняемая часто кормила его кашей на молоке; и что упомянутый фамильяр говорил с этой обвиняемой внятно и велел ей отречься от Христа, чего она никогда не хотела, но затем она согласилась, но она полностью отрицает убийство дочери упомянутого Эдварда Парсли.

12. Месса

Он осторожно достает яблоки из корзины, по одному, внимательно осматривая каждое. Всего шесть яблок. Иссохшие ломкие черенки; холодная, уже потерявшая упругость плоть под дряблой, ноздреватой, желтушной кожицей.

В качестве эксперимента он швыряет одно из них в огонь и садится к самому очагу, наблюдая, как оно горит. Запах, хотя и едва уловимый, – одновременно сладкий и едкий, как от конского навоза. Эпидерма медленно пузырится, затем трескается; шипенье вытекающих соков – и через несколько минут остается лишь обугленная сердцевина и два ошметка опаленной кожуры, напоминающие надбровные кости черепа.

Второе он пронзает длинным железным гвоздем. Когда он вытаскивает гвоздь, раздается приятное влажное «чмок». Он подносит поблескивающий металл к пламени свечи и нюхает соки на нем. Он дотрагивается до них языком, но железо перебивает сладость яблока и оставляет во рту привкус крови. Третье яблоко он разрезает точно пополам. Черные косточки в белой мякоти – половинки яблока походят на маленькие комичные совиные лица (он везде и всюду видит лица – в серых водах реки, в цветах, в тенях). Четвертое он просто оставляет на подоконнике, чтобы наблюдать за ним. Пятое закапывает во дворе, не очень глубоко.

Шестое он прижимает к губам, сидя в кресле у камина тем же вечером, когда Джон Стерн, лениво перелистывая туда-сюда липкие страницы «Увещеваний» Джона Мильтона, спрашивает:

– Есть ли новости от Бриггсов, Мэтью?

Мэтью Хопкинс вздыхает:

– Состояние мальчика мало изменилось.

– Ну, что ж. По крайней мере, неизменность симптомов свидетельствует о том, что он не притворяется.