Ваксберг А.И. Моя жизнь в жизни. В двух томах. Том 2

Зато незримо присутствовали те, кто неотторжим от «Олимпии» и чьи имена — только имена — были написаны на заднике огромной сцены: Элла…Эдит… Лайза… Барбара… Ив… Жак… Никому не надо было объяснять, что это Фицджералд, Пиаф, Минелли, Стрейзанд, Монтан, Брель… Впрочем, иные из них присутствовали не только незримо. То и дело на двух огромных экранах, установленных в зале, возникали старые кадры, снятые здесь же, в «Олимпии», и тогда получалось, что и Пиаф, и Брель, и Далида, и Джо Дассен, и Клод Франсуа, и Жорж Брассенс тоже пришли на этот прощальный праздник, где царило не слишком, казалось бы, совместимое с поводом, их всех созвавшим, неистощимое веселье.

Множество раз вставал зал, приветствуя своих любимцев с той же теплотой, с какой он приветствовал осветителей, монтажников, гримеров, отдавших «Олимпии» всю свою жизнь. Множество раз вместе с артистами он пел дружным хором любимые шлягеры прошлого. Какая публика собралась в зале! Какие одухотворенные, интеллигентные, счастливые лица! Никаких истериков и истеричек! Никаких «музыкальных» фанатов! Никакой обезумевшей клаки и чумазой попсы! Полная гармония зала и сцены, то чувство единства и сопричастности, которое изначально исключает понятая «кумир» и «тол па».

И вот что еще поражало, когда высвечивались цифры, обозначавшие год появления популярнейших песен и пик успеха того или иного классика мировой эстрады. Цифры были такими: 1960, 1962, 1963, 1964, 1966, 1968…

Обруганные, осмеянные, растоптанные нашими низвергателями, благословенные шестидесятые… Случайное совпадение? Как бы не так! Когда неистовость и ослепление сменятся трезвым рассудком, когда судить о сложнейших явлениях прошлого будут, подавив свои ущемленные комплексы, с высоты не соседней колокольни, а хотя бы Эйфелевой башни, может быть, зададутся вопросом: нет ли закономерности в том, что и наше «шестидесятничество», и пражская весна, и парижский май, и рожденное на совсем другой почве движение «сердитых молодых людей», и еще много других родственных и судьбоносных событий в разных странах и на разных материках происходили по-разному, но одновременно? Что «Битлз», скажем, родившись в конце пятидесятых, стали явлением (конечно, явлением!) именно в шестидесятые? Что у исторически значимых процессов есть не только социальные, но и духовные корни, и они не зависят столь примитивно ни от границ, ни от режимов.

И еще. Как старательно наши новые звезды и звездочки, промышляющие в том же, вроде бы, жанре, стараются «отмежеваться» от кумиров их бабушек и матерей, назойливо демонстрируя свою непохожесть! И как с ничуть не меньшим старанием юные дети «Олимпии» мечтают быть хоть в чем-то похожими на своих великих предшественников, отнюдь не теряя при этом того, что отличает их от других: и старых, и молодых. В этом — тоже культура. Тоже — вкус. И тоже — интеллигентность.

Не извлекать ни из чего никаких уроков, жить по-своему, высокомерно смеясь над другими, но втайне завидуя им, — это стало нашей доброй традицией. Во всех областях. Не похоже, чтобы кто-то всерьез пытался ее разрушить. Что ж, каждому свое.

Назавтра Париж проснулся уже без «Олимпии»: за ночь ее снесли. А ровно через семь месяцев, день в день, «Олимпия» возродилась, как Феникс из пепла, всего лишь несколько отодвинувшись в глубь Больших Бульваров и став еще нарядней, чем прежде. Ее дети всегда с нею. Но она с готовностью ждет новых детей. Ждет каждого, кто трудом, талантом и вкусом окажется достойным ее исторической сцены.

Глава 23. Крушение мифов

Вернувшись из очередной командировки — была ранняя весна 1974 года, — я узнал, что со мной хочет встретиться, притом как можно скорее, заместитель председателя Верховного суда СССР Сергей Григорьевич Банников. Это имя тогда я услышал впервые, но справка, которую навели по моей просьбе, заставила насторожиться. До прихода в Верхсуд Банников тоже был заместителем председателя, но — какого?! Заместителем председателя КГБ… И притом курировал следствие. Ну, а что такое лубянское следствие и кому доводилось попасть в его жернова, — это было всем хорошо известно.

Никаких подробностей о пребывании генерал-лейтенанта Банникова на прежнем посту узнать не удалось, имя его почему-то оставалось в тени, хотя о других генералах, занимавших такой же пост, наслышаны были многие. Наводил на размышление и его переход «оттуда» — «сюда»: по шкале тогдашних иерархических ценностей это было очевидным для всех понижением. В любом случае нежданная встреча обещала быть любопытной. Такой и стала.