Читаем Ваксберг А.И. Моя жизнь в жизни. В двух томах. Том 2 полностью

Банников пребывал в какой-то подмосковной «кремлевке» — не столько лечился, сколько набирался сил. Посланная им машина привезла меня в роскошный оздоровительный центр посреди соснового леса, где облаченный в спортивный костюм генерал занимал гигантский апартамент со всеми мыслимыми удобствами. Его приветливая улыбка располагала, а хлебосольство, воплощенное пока что в горе всевозможных фруктов и коробке заграничных конфет, — не напускным. Я тут же поймал себя на мысли, что таким вот простейшим способом и ловят доверчивых простаков.

Загадка раскрылась сразу же: приближался полувековой юбилей Верховного суда СССР — отличный повод отметиться в прессе. Судебное начальство распределило себя по разным газетам — кому где выступить с юбилейной статьей. Банникову досталась (по его страстному желанию, какой мне сам сообщил) «Литературка», «Вы поможете мне, — сказал он сразу же с подкупающей прямотой, — написать лучше, чем напишут другие коллеги».

Генерал мне понравился, и я очень старался.

Лучше все равно не получилось: официально восторженный тон и набор опостылевших штампов, к которым, вопреки моему совету и даже, мне кажется, вопреки своим же желаниям, тяготел уважаемый автор, превращали «его» статью в заурядную жвачку. Но иначе он просто не мог, даже если бы и захотел: положение не позволяло его обладателю иметь на газетной странице не общего выраженья лицо.

Наш деловой контакт тем не менее сочинением юбилейной статьи не завершился. Продолжение привело к неожиданным для меня результатам. Банников сам предложил мне присутствовать на ближайшем пленуме Верхсуда, чтобы «тиснуть потом об этом статейку». Я «тиснул», но совершенно не то, что «тискалось» обычно в подобных случаях.

Сразу же в каких-то парткабинетах началась закулисная возня, грозившая санкциями не столько мне, сколько газете, потому что мой репортаж и официальное «коммюнике» о пленуме, опубликованное в «Правде» и «Известиях», очень плохо стыковались друг с другом. Банников не только нас защитил, но и отправил мне приглашение на следующий пленум, побуждая тем самым написать публицистический отчет и о нем. С тех пор я, кажется, не пропустил ни одного, жертвуя отпуском, если он, случалось, мешал моему присутствию. Потому что тайны, там открывавшиеся, удивляли не столько общим своим содержанием, сколько конкретностью и поразительной откровенностью.

Полностью рухнул миф (в том, что это миф, я и раньше не сомневался), будто там, наверху, ничего не знают о реальном положении дел. Председатели верховных судов союзных республик, приглашенные на пленум руководители областных судов, главы различных ведомств без всякой лакировки рисовали перед «своими» — в узком кругу — ужасающую картину всеобщего разложения и эскалирующей криминализации всей страны. Уже одною, что пленум несколько раз обсуждал «судебную практику по делам о взяточничестве», давало возможность понять, как далеко зашло дело. Фактически обсуждали не «судебную практику», которой, положа руку на сердце, и вовсе-то не было, а нараставшую угрозу тотальной коррупции, поставить заслон которой ни у кого — у судей тем более — не было сил.

Лейтмотив выступлений всегда был один и тот же: взятки берут все и повсеместно, но осудить за это мало кого удается. По всей стране (Советский Союз — не Россия!) в год не набиралось и двух тысяч обвинительных приговоров, притом сплошь одна мелюзга: преподаватели техникумов, вымогавшие четвертак за незаслуженную пятерку, директора крохотных магазинчиков, сбывавшие что-то из-под полы… Попадались порой и нечто вроде акул — об их осуждении говорили как о великой победе, не скрывая, что досталась она по чистой случайности: почему-то партийные органы лишили этих бедолаг своего покровительства и выдали на съедение… Акулами представали директора провинциальных институтов (чаще всего), профсоюзные заправилы (не выше областного масштаба), а то и местные прокуроры или работники МВД: таких было больше всего в Армении и Азербайджане (с кем-то не поделились или были выдвиженцами повергнутых кланов).

Ни на кого покрупнее замахнуться было нельзя. Во многих областях и республиках за год не провели ни одного дела о взятках, и ораторы — судьи высшего ранга — сокрушенно и на полном серьезе задавали вопрос: неужели там и впрямь не берут взятки? Помню, особенно громкий смех вызвало сообщение, что в Калмыкии на протяжении двух лет не привлекли к ответственности за взятки ни одного должностного лица, что должно было свидетельствовать о нравственной непорочности всех ее руководящих кадров.

Перейти на страницу:

Все книги серии Моя жизнь в жизни

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии