В одном лице

Ларри осмотрел уборную на предмет кровавых пятен, но стены и сама ванна были безупречно чисты. (Наверное, Эльмира драила тут все до посинения!) Однако кое-что Ларри все же обнаружил и показал мне. Эмаль на дне ванны в одном месте была сколота.

— Так всегда было? — спросил Ларри.

— Да, так было, когда я был еще маленький, — соврал я.

— Как скажешь, Билл, как скажешь, — с подозрением сказал Ларри.

Мы оба прекрасно понимали, что это за отметина. Пуля из винтовки калибра .30-30, видимо, прошила голову дедушки Гарри насквозь, когда он лежал в ванне, свернувшись калачиком. Это пуля сколола эмаль на дне ванны.

— Когда будете продавать мебель, — сказал я Ричарду и Марте с глазу на глаз, — избавьтесь, пожалуйста, от этой ванны.

Мне не пришлось уточнять, от какой именно.

— Билли, ты не сможешь жить в этом жутком городке. У тебя что, крыша поехала? — сказала Элейн. Мы лежали в постели и не могли заснуть — наверное, объелись на праздничном ужине; а может, пытались расслышать голоса призраков.

— Как думаешь, когда мы жили тут, в этом жутком городке — когда мы ставили Шекспира, — нашелся бы в Фейворит-Ривер парень, которому хватило бы мужества сыграть Джульетту? — спросил я Элейн. Я почувствовал, как и она, вслед за мной, представляет его в темноте — вот вам и призраки!

— Только один парень был на такое способен, — ответила мне Элейн. — Но он не подошел бы на эту роль.

— Почему нет? — спросил я. Конечно, она имела в виду Киттреджа; он был достаточно красив для роли Джульетты, и мужества у него хватало с избытком.

— Джульетта ничего не стоит, если она не искренна, — сказала Элейн. — Киттредж подошел бы на роль внешне, но в итоге запорол бы ее: искренность — это не про Киттреджа, Билли, — сказала Элейн.

Да, все так, подумал я. Киттредж мог бы сыграть кого угодно — он подходил для любой роли. Но искренним Киттредж не был; он никогда не снимал маску — он всегда только играл роль.

На праздничном ужине в честь Дня благодарения нашлось место и неловкости, и веселью. Начну с последнего: кореянкам каким-то образом удалось убедить японского мальчика, что мы едим павлина. (Я не знаю, как у них получилось заронить ему в голову эту идею и почему Фуми — так звали мальчика — был так поражен этим открытием.)

— Нет-нет, это ин-дей-ка, — сказала ему миссис Хедли так, как будто у него были трудности с произношением этого слова.

Поскольку я вырос в доме на Ривер-стрит, я отыскал на полках энциклопедию и показал Фуми, как выглядит индейка. «Вообще не павлин», — уточнил я. Девочки, Су Мин и Дон Хи, перешептывались на корейском и хихикали.

Потом, много бокалов вина спустя, жизнерадостная и болтливая мать двоих детей — а ныне подружка Джерри — подняла тост в честь нашего расширенного семейного состава в благодарность за то, что ее пригласили на такое «интимное» праздничное сборище. Видимо, именно сочетание выпитого вина со словом «интимный» вдохновило Хелену на краткий экспромт на тему своей вагины; или, может быть, это был панегирик вообще всем вагинам на свете.

— Я хотела бы поблагодарить вас за приглашение, — начала Хелена. А потом ее немного занесло. — Раньше я терпеть не могла свою вагину, а теперь я ее обожаю, — заявила она. Видимо, она сразу сообразила, что выразилась не совсем удачно, поскольку быстро поправилась: — Конечно, Джеррину вагину я тоже обожаю — думаю, это и так ясно! — но именно благодаря Джерри я полюбила свою вагину, а раньше я ее просто ненавидела! — Она стояла, чуть пошатываясь, с бокалом в поднятой руке. — Спасибо вам за приглашение, — повторила она, садясь.

Полагаю, дяде Бобу довелось слышать больше тостов, чем любому из присутствовавших за столом, — с учетом всех застолий, входивших в его служебные обязанности, то есть дружеских ужинов с подвыпившими выпускниками академии, — но даже дядя Боб онемел от тоста Хелены в честь по меньшей мере двух вагин.

Я посмотрел на Ларри, зная, что его уже распирает от желания высказаться; он реагировал совсем не так, как Том Аткинс, у которого слова «вагина» и «влагалище» или хотя бы мимолетная мысль о них вызывали бурный отклик, но тем не менее на эти слова Ларри отзывался всегда.

— Не надо, — тихо сказал я ему через стол. Если Ларри старался сдержаться и ничего не брякнуть, по нему было сразу заметно: он начинал пучить глаза и раздувать ноздри.

Но теперь непонимание настигло корейских девочек.

— Что-что? — спросила Дон Хи.

— Она ненавидит, потом любит свое что? — спросила Су Мин.

Настала очередь Фуми хихикать; недоразумение с павлином осталось позади — японский парнишка явно знал, что такое вагина.

— Ну, понимаете, вагину, — тихо сказала Элейн корейским девочкам, но Су Мин и Дон Хи явно никогда не слышали этого слова, и никто за столом не знал, как перевести его на корейский.

— Боже — ну откуда появляются дети, — попыталась объяснить миссис Хедли, но резко замолчала (вероятно, вспомнив про аборты Элейн).

— Это где все происходит, ну, понимаете, внизу, — сказала девочкам Элейн, но не сделала никакого жеста на слове «внизу», не указала рукой на конкретное место.