В одном лице

— Я прочел все ваши книги, — серьезно сказал молодой человек. — Ваши романы были для меня in loco parentis. — Он тщательно выговорил латинские слова и пояснил: — Ну то есть что-то вроде «вместо родителя».

Мы улыбнулись друг другу; нам было нечего больше сказать. А больше ничего и не надо, подумал я. Его отец был бы счастлив, если бы увидел, каким вырос его сын — в той мере, в какой бедный Том вообще умел быть счастливым. Мы с Томом Аткинсом выросли в другое время и ненавидели себя за то, что отличаемся от остальных, потому что нам в головы втемяшили, что с нами что-то не так. Теперь, оглядываясь назад, я стыжусь, что пожелал Питеру Аткинсу не становиться таким, как Том — и как я. Может быть, мне как раз следовало бы надеяться, что он станет «таким, как мы», — но только, в отличие от нас, сможет этим гордиться. С другой стороны, после того, что произошло с его отцом и матерью… в общем, достаточно будет сказать, что Питер Аткинс, по-моему, и так нес достаточно тяжелое бремя.

Здесь я остановлюсь, чтобы почтить память «Актеров Ферст-Систер», навечно любительского театра моего родного городка. После того как умер Нильс — а также погибла суфлерша нашего маленького театра (моя мать, Мэри Маршалл Эббот), не говоря уж о Мюриэл Маршалл Фримонт, снискавшей большой успех в ролях крикливых и большегрудых дам, — «Актеры Ферст-Систер» просто тихо угасли. К началу восьмидесятых даже в маленьких городках старые театры стали переделывать в кинозалы; теперь людям хотелось смотреть кино.

— И все больше народу сидит по домам и смотрит телевизор, — прокомментировал дедушка Гарри. Гарри и сам сидел дома; его дни на сцене в женских ролях давно миновали.

Ричард позвонил мне, когда Эльмира обнаружила тело дедушки Гарри.

«Довольно химчистки, Эльмира», — сказал Гарри незадолго до смерти, увидев, как сиделка развешивает чистые вещи бабушки Виктории у него в шкафу.

— Наверное, я недослышала, — объясняла потом Ричарду Эльмира. — Мне показалось, что он спросил «Довольна химчисткой?», как будто поддразнивал меня, понимаете? Но теперь я уверена, что он сказал «довольно химчистки», как будто уже тогда знал, что собирается сделать.

Ради своей сиделки дедушка Гарри оделся, как и положено старому дровосеку, в джинсы и фланелевую рубашку, «без причуд», по словам Эльмиры, — и, свернувшись калачиком в ванной, как засыпающий ребенок, ухитрился выстрелить себе в висок из винтовки Моссберга калибра .30-30 таким образом, что большая часть крови попала в ванну и лишь немного брызнуло на кафель. Как он и обещал, уборка не составила Эльмире большого труда.

Сообщение от дедушки Гарри на моем автоответчике предыдущим вечером было, как всегда, короткое и деловое. «Не надо перезванивать, Билл — я отвалюсь пораньше. Просто хотел убедиться, что с тобой все в порядке».

Тем же вечером — в ноябре 1984-го, незадолго до Дня благодарения — Ричард получил похожее сообщение; по крайней мере, там тоже была фраза «отвалюсь пораньше». В тот вечер Ричард повел Марту Хедли в кинотеатр, открывшийся в бывшем здании «Актеров Ферст-Систер». Но конец сообщения на автоответчике Ричарда был немного другой. «Я скучаю по моим девочкам, Ричард», — сказал дедушка Гарри. (А потом забрался в ванну и спустил курок.) Гарольду Маршаллу был почти девяносто один год — он отвалился самую малость пораньше.

Ричард Эббот и дядя Боб решили устроить на День благодарения что-то вроде поминок по дедушке Гарри, но все дедовы ровесники — те, что еще были живы, — уже обитали в Заведении. (И не присоединились к нам за ужином в доме дедушки Гарри на Ривер-стрит.)

Мы с Элейн вместе приехали на машине из Нью-Йорка; Ларри мы тоже пригласили поехать с нами. Ларри было шестьдесят шесть лет; на тот момент у него не было постоянного любовника, и мы с Элейн за него беспокоились. Ларри не был болен. Он не подхватил вирус, но совершенно вымотался; мы с Элейн оба это понимали. Элейн даже сказала, что вирус СПИДа все равно убивает Ларри — просто «иным образом».

Я был рад, что Ларри поехал с нами. Его присутствие мешало Элейн сочинять небылицы о моих текущих пассиях обоего пола. Так что в этот раз никто не был обвинен в том, что якобы насрал в постель.

Ричард пригласил на праздничный ужин троих студентов из академии Фейворит-Ривер; им было слишком далеко ехать домой на такие короткие каникулы — и поэтому к нашей компании присоединились две корейские девочки и неприкаянного вида японец. Все остальные были знакомы друг с другом — не считая Ларри, который никогда прежде не бывал в Вермонте.

Дом дедушки Гарри стоял практически в центре города — и в двух шагах от кампуса академии, — но Ларри все равно охарактеризовал Ферст-Систер как «глухомань». Бог знает, что подумал Ларри об окружающих город лесах и полях; начался сезон охоты на оленей, и повсюду слышались выстрелы. («Варварская глухомань» — так окрестил Ларри весь штат Вермонт в целом.)