– Я возьму тебя, и твою маленькую собачку тоже.
Её тело задрожало от беззвучного затаённого смеха и, не открывая глаз, она потянулась и осторожно провела ногтем по его весьма чувствительной плоти.
– Я та-а-а-а-а-аю, – прошептала она.
ПОСЛЕ ЭТОГО ОН УСНУЛ. Но снова проснулся за полночь и обнаружил, что не на шутку встревожен.
«Это, должно быть, из-за него, из-за Баккли, – подумал Роджер, вновь выскальзывая из постели. – Я не смогу спокойно спать, пока мы от него не избавимся».
Он даже не старался осторожничать: судя по слабому похрапыванию, Брианна спала как убитая. Он набросил пижаму на голое тело и, прислушиваясь, вышел в коридор к лестнице.
Лаллиброх, как и все старые дома, разговаривал по ночам сам с собой. Роджер привык к внезапным пугающим потрескиваниям, когда деревянные балки в комнате ночью остывали, и даже к скрипу пола на третьем этаже, будто кто-то быстро прохаживался взад-вперёд по коридору. Дребезжание окон, когда ветер дул с запада, успокаивающе напоминало ему неровное похрапывание Брианны. Однако сейчас всё было удивительно тихо, окутано дремотой глубокой ночи.
Не сговариваясь, они решили поселить Уильяма Баккли в дальнем конце коридора, не желая, чтобы тот спал наверху, на одном этаже с детьми. Держать его поблизости; не спускать с него глаз.
Прислушиваясь, Роджер тихо прошёл по коридору. Под дверью Баккли было темно, и из комнаты доносился сильный размеренный храп, который прервался только однажды, когда спящий перевернулся в кровати, бормоча что-то невнятное, и снова провалился в сон.
«Ну, вот и хорошо», – пробормотал про себя Роджер и повернул назад. Кора его головного мозга, прервавшая на время свою работу, вновь начала терпеливо размышлять. Конечно, дело именно в том, что в доме чужак, тем более – такой. И он, и Брианна чувствовали смутную угрозу от его присутствия.
Под настороженностью самого Роджера скрывался немалый подспудный гнев и добрая доля смущения. Из чистой необходимости, а также из религиозных убеждений Роджер простил Уильяма Баккли за его роль в своём повешении, из-за которого пропал голос. В конце концов, мужчина не пытался убить его лично и не мог знать, что случится.
Но было куда легче простить кого-то, кто, как тебе известно, умер двести лет назад, чем ублюдка, который живёт в твоём доме, ест твою еду и очаровывает твою жену и детей.
«И давайте не забывать, что он действительно ублюдок», – с яростью думал Роджер, спускаясь в темноте по лестнице. Фамильное древо, которое он показал Уильяму Баккли МакКензи, вроде бы абсолютно верно изображало того: имя Баккли зафиксировано на бумаге и помещено точно между его родителями и сыном. Но схема врала. Уильям Баккли МакКензи был подменышем – незаконным отпрыском Дугала МакКензи, военачальника клана МакКензи, и ведьмы Гейлис Дункан. И Роджер думал, что Уильям Баккли этого не знает.
Благополучно спустившись по лестнице, он включил свет в коридоре нижнего этажа и пошёл на кухню проверить, заперта ли задняя дверь.
Они обсуждали это с Брианной, но к единому мнению не пришли. Он не хотел ворошить прошлое: что хорошего, если мужчина узнает правду о своём происхождении? Хайленда, породившего две этих диких души, уже не было, – как сейчас, так и во времена Уильяма Баккли.
Бри настаивала, что у Баккли есть определённое право знать правду, хотя так и не смогла ответить на вопрос, что это за право.
– Ты тот, кем себя считаешь, и всегда им был, – напоследок сказала она раздосадованно, но пытаясь объяснить. – Я – нет. Думаешь, было бы лучше, если б я никогда не узнала, кто мой настоящий отец?
«Честно говоря, может, и так», – подумал он. Знание, ставшее однажды откровением, перевернуло вверх дном жизни их обоих, подвергло их ужасным испытаниям. Оно забрало его голос. Почти отняло жизнь. Поставило под удар Бри, привело к её изнасилованию, сделало ответственной за убийство человека – Роджер не говорил с ней об этом, хотя следовало бы. Он иногда видел груз этого бремени в её глазах и знал, откуда он. Он нёс ту же самую ношу.
И всё же… Предпочёл бы он не знать то, что знал теперь? Никогда не жить в прошлом, не встретить Джейми Фрейзера, не увидеть ту сторону Клэр, которая существовала только рядом с Джейми?
В конце концов, дерево в Эдемском саду не было древом Добра и Зла: оно было древом Познания добра и зла. Знание может быть и смертоносным подарком, но оно остаётся даром, и немногие люди добровольно вернули бы его. «Ну и хорошо, – подумал Роджер, – что они не могут вернуть знание». И такова была его точка зрения в дискуссии.
– Мы не знаем, как знание может навредить, – доказывал он. – Нам неизвестно, может ли оно нанести ущерб, и серьёзный. Что толку ему знать о том, что его мать была безумной, или колдуньей, или и тем, и другим вместе взятым, ну и к тому же серийной убийцей, а папаша – прелюбодеем и, как минимум, неудавшимся убийцей? Меня здорово потрясло, когда твоя мать рассказала мне о Гейлис Дункан, а между нами восемь поколений. И, прежде чем ты спросишь, – да, я мог бы прожить, не зная этого.
Брианна закусила губу и нехотя кивнула.