Unknown

Всякий раз, глядя на Йена, Джейми не мог побороть желания пялиться ему в лицо, чтобы запомнить его хорошенько, чтобы запечатлеть в своем уме все мельчайшие черточки своего зятя так же, как запоминал особые яркие моменты, которые при необходимости можно было вытащить и снова пережить. Но в то же время ему не хотелось помнить Йена таким, какой он сейчас; гораздо лучше сберечь то, что уже имелось: отсвет огня на щеке друга, то, как они чуть не лопнули от смеха, когда Йен победил Джейми в борьбе на руках, и их обоих удивила его жилистая сила. Длинные узловатые руки Йена на разделочном ноже, сильное движение, и горячий металлический запах крови, которая обагрила его пальцы; каштановые волосы, взъерошенные ветром с озера; узкая спина, согнутая и упругая, словно лук, когда Йен наклонялся, чтобы подхватить своих только начинавших ходить детей или внуков и подбросить их, хохочущих, в воздух.

«Хорошо, что мы приехали, – подумал Джейми. – И еще лучше, что привезли домой Йена Младшего, ведь он успел поговорить с отцом, как мужчина, и смог успокоить его мысли, чтобы тот ушел достойно». Но жить в одном доме с любимым братом, умирающим дюйм за дюймом прямо у тебя на глазах, – это плачевно сказывалось на состоянии духа.

С таким количеством женщин в доме ссоры были неизбежны. А учитывая, что это к тому же женщины Фрейзер – это все равно, что прогуливаться по пороховой мельнице с зажженной свечкой. Из последних сил все пытались справиться с собой, – держаться в стороне, приспосабливаться – но это только ухудшало ситуацию, когда в конце концов какая-нибудь искра поджигала пороховую бочку. На охоту Джейми отправился не только потому, что им нужно было мясо.

Он с сочувствием подумал о Клэр. После мучительной просьбы Дженни Клэр пряталась в своей комнате или усердно работала над своей книгой, которой заинтересовал ее Энди Белл. Йен предложил ей воспользоваться своим кабинетом, и Джейми подумал, что это еще больше усугубило ссору с Дженни. Клэр отлично умела сосредоточиться и часами могла оставаться наедине со своими мыслями, но ей приходилось выходить, чтобы поесть. И всё сразу всплывало снова – знание о том, что Йен умирает, медленно, но беспощадно, измельчаясь, словно в мельничке для перца, – и нервы натягивались, как канаты.

И нервы Йена тоже.

Пару дней назад, когда они прогуливались по берегу озера, Йен, внезапно остановившись, свернулся, будто осенний лист. Уберегая друга от падения, Джейми поспешил схватить его за руку и опустил на землю, найдя валун, чтобы Йен мог опереться на него спиной. Потом поправил повыше шаль на исхудавших плечах, пытаясь найти что-нибудь, – ну хоть что-нибудь! – что мог бы сделать еще.

– Что такое, a charaid? (друг – (гэльск.) – прим. пер.), – с тревогой спросил Джейми, садясь рядом со своим зятем – со своим другом – на корточки.

Йен кашлял почти беззвучно, его тело сотрясалось от сильного спазма. Наконец, приступ ослабел, и Йен смог вдохнуть, его лицо было ярким от чахоточного румянца – этой чудовищной иллюзии здоровья.

– Болит, Джейми.

Слова были сказаны просто, но веки Йена закрылись, будто он не хотел смотреть на Джейми, когда говорил.

– Я отнесу тебя домой, и, может быть, мы дадим тебе немного настойки опия и...

Йен отмахнулся от этого обеспокоенного обещания. Он сделал несколько неглубоких вдохов и покачал головой.

– Да, у меня ощущение, будто в грудь ножик воткнули, – сказал он наконец. – Но это не то, что я имел в виду. Я не слишком переживаю из-за того, что умираю. Но, Господи Иисусе, меня убивает то, что это так медленно.

Потом он открыл глаза и рассмеялся так же тихо, как кашлял – едва слышимым звуком, от которого сотрясалось его тело.

«Эта медленная смерть меня убивает, Дугал. Лучше бы все поскорее закончилось», – слова прозвучали в голове Джейми так же отчетливо, будто их произнесли вслух прямо перед ним, а не тридцать лет назад в темной церкви, разрушенной пушечным огнем. Их говорил медленно умиравший Руперт. «Ты – мой вождь, дружище, – сказал он Дугалу, почти умоляя. – Это твоя работа». И Дугал МакКензи сделал то, к чему призывали его любовь и долг.

Держа Йена за руку, крепко ее сжимая, Джейми пытался влить хоть малую толику здоровья из собственной мозолистой ладони в тонкую серую кожу Йена. Теперь его палец скользнул вверх, надавив на запястье, где, как он видел, нажимала Клэр, пытаясь понять состояние здоровья пациента.

Джейми почувствовал, как кожа подалась, скользнув по костям запястья Йена. Он вдруг вспомнил о клятве на крови, которую давал во время своего венчания: как ужалил клинок, как прижалось к его руке холодное запястье Клэр, и ощущение липкой крови между ними. Запястье Йена тоже было холодным, но не от страха.

Джейми взглянул на свою руку, но там и следа не осталось от шрамов – ни от венчального, ни от кандальных: те раны были мимолетными и давно зажили.

– Ты помнишь, как мы с тобой поклялись на крови? – не открывая глаз, Йен улыбнулся.

Слегка вздрогнув, Джейми сжал руку на костлявом запястье, почти не удивившись тому, что Йен, уловив отзвуки мыслей, проник в его разум.