Unknown

Опиум в настоящее время в огромном почёте и является одним из самых полезных среди всех простых лекарств. Будучи применён наружно, он оказывает смягчающее, расслабляющее и discutient действие и очень способствует созреванию нагноений. Если его долго держать на коже, он удаляет волосы и всегда вызывает зуд. Нанесённый на чувствительные участки кожи, он может иногда стать причиной раздражений и пузырьковой сыпи. Иногда при наружном применении он ослабляет боль, и даже вызывает сон. Однако его ни в коем случае нельзя наносить на голову, особенно на черепные швы, потому что это, как известно, ведёт к самым страшным последствиям вплоть до смерти. При приёме внутрь опиум изгоняет меланхолию, облегчает боль и располагает ко сну; во многих случаях он устраняет кровоизлияния и вызывает потоотделение.

Средняя доза обычно менее грана...»

– Ты знаешь, что означает «discutient»? – спросила я Джейми, который, хмурясь, читал набор, уложенный в форму на прессе.

– Знаю. Это означает что вещь, о которой ты говоришь, может что-то растворить. А что?

– А. Наверное, поэтому нанесение лауданума на черепные швы – плохая идея.

Джейми озадаченно взглянул на меня.

– Зачем кому-то такое делать?

– Понятия не имею.

Я с восторгом вернулась к брошюрам. Одна из них называлась «Матка», и в ней было несколько очень хороших гравюр со сделанными под разными углами изображениями женского таза и внутренних органов в разрезе, а также с рисунками плода на разных стадиях развития. «Если это работа мистера Белла, – подумала я, – то он и великолепный художник, и весьма внимательный наблюдатель».

– У тебя есть пенни? Мне бы хотелось это купить.

Джейми порылся в спорране и положил пенни на прилавок, однако, взглянув на брошюру в моей руке, отпрянул.

– Матерь Божья! – крестясь, сказал он.

– Ну, скорее всего, нет, – мягко возразила я. – Но чья-то мать точно.

Не успел он ответить, как из задней комнаты вышел Ричард Белл с покрасневшими глазами, но собранный, и схватил Джейми за руку.

– Вы не представляете, что для меня сделали, мистер Фрейзер, – искренне сказал он. – Если вы и в самом деле поможете мне вернуться к моей семье, я… я… Ну я даже не знаю, что сделать, чтобы выразить мою признательность, но не сомневайтесь: я вечно буду за вас Бога молить.

– Премного вам обязан за ваше намерение, сэр, – с улыбкой ответил ему Джейми. – Вы могли бы оказать мне небольшую услугу, но если нет, всё равно огромное вам спасибо за ваши молитвы

– Если это в моих силах, сэр, то всё, что угодно! – с жаром заверил его Белл.

Затем тень сомнения пробежала по его лицу, – возможно, он вспомнил то, что его жена сообщила ему в своём письме о Джейми.

– Что угодно, кроме… измены, должен вам сказать.

– О, нет. Это отнюдь не измена, – заверил его Джейми, и мы ушли.

Я ПОЛОЖИЛА В РОТ ЛОЖКУ устричного рагу и в экстазе прикрыла глаза. Мы пришли чуть пораньше, чтобы занять место у окна с видом на улицу, но заведение Моубрея быстро заполнилось, и звяканье столовых приборов и болтовня просто оглушали.

– Ты уверен, что его здесь нет? – спросила я, наклоняясь через стол, чтобы меня было слышно.

Джейми покачал головой, с блаженным выражением перекатывая во рту глоток холодного мозельского.

– Ты сразу узнаешь, когда он придёт, – сказал он, проглотив вино.

– Ладно. Какой «отнюдь не изменой» должен заплатить бедняга мистер Белл за свой проезд домой? Что ты задумал?

– Я хочу отправить его к семье, поручив ему перевозку моего печатного пресса, – ответил Джейми.

– Что? Доверить своё любимое сокровище, по сути дела, незнакомцу?! – удивлённо спросила я.

В ответ Джейми с лёгким неодобрением посмотрел на меня и прожевал кусок булки с маслом, прежде чем произнёс:

– Не думаю, что он её испортит. В конце концов, он же не станет на борту корабля печатать на ней «Клариссу» тысячным тиражом. [«Кларисса» (1748), сентиментальный роман С. Ричардсона (1689 – 1761). Книга имела колоссальный успех и длительное влияние на читающую молодёжь. – прим. перев.]

– О, так это она? – спросила я, весьма развеселившись. – И как, позволь спросить, её зовут?

Джейми слегка вспыхнул и отвёл взгляд, сосредоточившись на том, чтобы выудить ложкой особенно мясистую устрицу, но, прежде чем проглотить её, наконец, пробормотал: «Бонни» [англ. – «Красотка», – прим. перев.].

Я рассмеялась, но, прежде чем смогла продолжить расспросы, новый шум ворвался в гвалт и гомон, и люди стали класть свои ложки и вставать, вытягивая шеи, чтобы выглянуть из окон.

– Должно быть, это Энди, – сказал мне Джейми.

Я посмотрела на улицу и увидела небольшую кучку хлопающих и улюлюкающих мальчишек и зевак. Переведя взгляд дальше по улице, чтобы узнать, что происходит, я заметила одну из самых больших лошадей, каких только видела. Не ломовую лошадь, но чрезвычайно высокого мерина: на мой неопытный глаз – около семнадцати ладоней. (Ладонь – мера роста лошадей в холке, около 4,3 дюйма; 17 ладоней равны 185,64 см. – прим. перев.).