Unknown

Томас сжал губы, но не от гнева, а чтобы сдержать собственные эмоции. Супруги Мартин во время эпидемии лихорадки в колонии потеряли одного за другим трех маленьких сыновей. Неудивительно, что слова боли губернатора вновь открыли собственные раны Тома Кристи. Однако, слегка покачав головой, Том вернулся к теме своего освобождения.

– Я немного... рассказал ему о... о своей дочери, – Том поднял почти полную кружку сидра и одним глотком выпил половину, как будто умирал от жажды. – С глазу на глаз я сказал Мартину, что мое признание было ложным... Хотя я также заявил, что абсолютно уверен в вашей невиновности, – заверил он меня. – И если вы когда-нибудь будете арестованы за это преступление, то мое признание останется в силе.

– Благодарю вас за это, – ответила я, и с усилившейся неловкостью мне захотелось узнать, известно ли ему, кто убил Мальву. Думаю, он должен был предполагать... Но это далеко не одно и то же, когда знаешь, не говоря уж о том, чтобы знать, почему. И никто не обладал сведениями, где Аллан находился сейчас – кроме меня, Джейми и Йена Младшего.

Губернатор Мартин принял это допущение с некоторым облегчением и решил: единственное, что можно сделать в данных обстоятельствах – это отправить Кристи на берег, где с ним буду разбираться гражданские власти.

– Но ведь гражданских властей больше нет, – сказала я. – Не так ли?

Том покачал головой.

– Способных справиться с подобным делом – нет. Все еще существуют тюрьмы и шерифы, но нет ни судов, ни магистратов. В данных обстоятельствах, – он почти улыбнулся, хотя выражения лица оставалось суровым, – я подумал, что будет напрасной тратой времени – искать, кому бы сдаться.

– Но вы сказали, что отправили свое признание в газеты, – проговорила я. – Люди в Нью-Берне... не приняли ли вас... э... холодно?

– Милостью Божественного Провидения газеты перестали выходить прежде, чем мое признание было ими получено, потому что печатник оказался лоялистом. Думаю, мистер Эш и его друзья нанесли ему визит, и печатник благоразумно решил найти иной род деятельности.

– Весьма разумно, – сухо произнесла я. Джон Эш был дружен с Джейми. Путеводный свет местных «Сынов Свободы», Эш был именно тем, кто спровоцировал поджог форта Джонстона и тем самым спровадил губернатора Мартина в море.

– Ходили какие-то сплетни, – сказал Том, снова отводя взгляд, – но поток событий оказался слишком велик. Никто точно не знал, что произошло во Фрейзерс Ридж, и спустя время в умах у всех просто засело, что у меня случилась какая-то личная трагедия. Люди стали относиться ко мне с некоторым... сочувствием, – его губы скривились, ведь он был не из тех, кто принимал сочувствие с благодарностью.

– Вы, похоже, процветаете, – я указала головой на его костюм. – Или, по крайней мере, вы не ночуете в канаве и не подбираете выброшенные рыбьи головы в доках. Вот не знала, что написание памфлетов такое прибыльное дело.

Пока мы разговаривали, цвет его лица стал нормальным, но при этих словах Том снова вспыхнул – на этот раз от раздражения.

– Это не так, – огрызнулся он. – У меня есть ученики. И я... проповедую по воскресеньям.

– Не могу представить никого лучше для этой цели, – сказала я весело. – У вас всегда был талант в библейских выражениях говорить людям, что с ними не так. Значит, вы стали священником?

Том еще больше покраснел, но, подавив свой гнев, ответил мне спокойно.

– Я был почти нищим, когда приехал сюда. Рыбьи головы, как вы сказали... да время от времени кусок хлеба или чашка супа, которую мне давали в братстве Нового Света. Я пришел, чтобы поесть, но из вежливости остался на служение, и таким образом услышал проповедь преподобного Петерсона. И слова... проникли в душу. Я попросил священника выйти, и мы... поговорили. Так, одно за другим, – он поднял на меня горячий взгляд, – знаете, Господь отвечает на молитвы.

– О чем вы молились? – спросила я заинтригованная.

Том немного смутился, хотя вопрос был вполне невинный и задан из чистого любопытства.

– Я... я... – он смолк и, нахмурившись, уставился на меня. – Вы ужасно неудобная женщина!

– Вы далеко не первый человек, который так думает, – уверила я его. – И я не собиралась выспрашивать. Мне просто... интересно.

Я видела, как желание встать и уйти боролись в нем с неудержимой тягой поделиться тем, что с ним произошло. Но Том Кристи был упрямым мужчиной и никуда не ушел.

– Я... спросил: «Для чего?», – произнес он, наконец, очень спокойно. – И все.

– Что ж, с Иовом это сработало, – заметила я. Том выглядел удивленным, и я почти рассмеялась: он всегда удивлялся, когда обнаруживал, что помимо него кто-то еще читал Библию. Но он удержался и воззрился на меня в более характерной для него манере.

– А теперь вы тут, – сказал он, и прозвучало это как обвинение. – Я полагаю, ваш муж организует ополчение... или присоединяется к нему. С меня войны достаточно. Удивляюсь, что вашему мужу она не надоела.

– Не думаю, что это именно склонность к войне, – произнесла я довольно резко, но что-то заставило меня добавить: – Просто он чувствует, что родился для этого.