Во рту он находился с другой стороны, а это значило, что, наклонив голову ребенка назад, я смогу заполучить немного света без использования зеркала. Я взяла руку Йена – он был так занят спором, что едва ли заметил – и положила на лоб девочки, чтобы крепко удерживать голову, а затем осторожно просунула щипцы.
На мгновение свет загородила тень и исчезла... потом возникла опять, полностью его блокировав. В раздражении повернувшись, я увидела довольно элегантного джентльмена, который с любопытством вглядывался в окно.
Я сердито на него посмотрела и жестом попросила отойти. Он моргнул, а затем кивнул, извиняясь, и шагнул в сторону. Не дожидаясь дальнейших вмешательств, я согнулась, накрепко вцепилась в зуб и выкрутила его одним удачным движением.
Удовлетворенно напевая себе под нос, я капнула виски на кровоточащую дырку, затем, наклонив голову девочки в другую сторону, мягко прижала тампон к десне, чтобы помочь освобождению нарыва от гноя. Ощутив внезапную характерную вялость в шаткой шее, я замерла.
Йен тоже это почувствовал и, прервавшись на середине предложения, удивленно на меня взглянул.
– Развяжи ее, – сказала я. – Быстро.
Он в одно мгновение ее освободил, и я, схватив под руки, положила девочку на пол: голова у нее болталась, как у тряпичной куклы. Не обращая внимания на встревоженные восклицания Марсали и матери ребенка, я отклонила назад голову малышки, вытащила изо рта тампон и, зажав пальцами ее нос, приложилась ртом к губам, приступив к реанимации.
Это похоже на то, как надуваешь маленький тугой воздушный шарик: неподвижность, сопротивление, а потом, наконец, грудина поднимается. Но ребра не растягиваются, как резина, и вдувать не становится легче.
Пальцы другой руки я держала на шее девочки, отчаянно прощупывая пульс на сонной артерии. Вот... Показалось?.. Нет, есть! Хоть и слабенько, но ее сердечко продолжало биться.
Вдуваю. Пауза. Вдуваю. Пауза... Я почувствовала слабое движение от вдоха – худенькая грудка самостоятельно поднялась. Слыша, как в ушах стучит кровь, я ждала, но ее грудина больше не двигалась. Вдуваю. Пауза. Вдуваю...
Грудь снова трепыхнулась, и на сей раз продолжила подниматься и опускаться сама. Я села на пятки: мое дыхание участилось, а на лице выступил холодный пот.
Мать девочки стояла и пялилась на меня с открытым ртом. Словно в легком тумане я отметила, что состояние ее зубов было вполне приличным. Бог знает, как выглядел ее муж.
– Она... с ней?.. – спросила женщина, моргая и переводя взгляд с меня на свою дочь.
– С ней все хорошо, – сказала я решительно и медленно встала, чувствуя, как кружится голова. – Только она не в состоянии идти, пока не выветрится виски. Думаю, все будет в порядке, но девочка снова может перестать дышать. Кто-то должен за ней присмотреть, пока она не очнется. Марсали?..
– Да, я положу ее на кушетку, – ответила Марсали, подходя, чтобы взглянуть. – А, вот и вы… Джоанни, не посмотришь немного за бедной девочкой? Ей нужно полежать в твоей кроватке.
Домой вошли хихикающие раскрасневшиеся дети с полной шляпой мелких монет и пуговиц, но, увидев на полу девочку, они тоже поспешили взглянуть на происходящее.
– Оп-ля, – произнес впечатленный Анри-Кристиан.
– Она умерла? – более практично спросила Фелисите.
– Если бы она умерла, маман не просила бы меня за ней присмотреть, – отметила Джоанни. - Ее же не стошнит на мою постель, да?
– Я подложу полотенце, – пообещала Марсали, присаживаясь на корточки, чтобы подхватить девочку. Но Йен опередил ее, бережно поднимая ребенка.
– Раз так, мы возьмем с вас двухпенсовик, – сказал он матери. – Но отдадим все зубы задаром, да?
Ошеломленная женщина кивнула, затем вслед за толпой направилась в заднюю часть дома. Послышался топот множества ног, которые поднимались по лестнице. Но я за ними не пошла, потому что мои собственные ноги подкосились, и я как-то неожиданно села.
– С вами все в порядке, мадам?
Подняв глаза, я увидела элегантного незнакомца, который вошел в типографию и с любопытством смотрел на меня.
Я взяла полупустую бутылку виски и сделала из нее большой глоток. Алкоголь обжигал, словно сера, а на вкус был как обугленные кости. Из глаз брызнули слезы, я с шумом выдохнула, хоть и не закашлялась.
– Прекрасно, – прохрипела я. – Абсолютно прекрасно, – я прочистила горло и рукавом вытерла слезы. – Чем могу помочь?
Выражение легкого удовольствия скользнуло по его лицу.
– Зуб мне вырывать не нужно, что, вероятно, к лучшему для нас обоих. Однако... вы позволите? – он вытащил из кармана плоскую серебряную фляжку и, передав ее мне, сел. – Полагаю, это, вероятно, чуть более подкрепляющее, чем... то, – немного наморщив нос, он кивнул на откупоренную бутылку виски.
Я открыла фляжку, и, словно джинн, наружу выплыл полноценный аромат очень хорошего бренди.
– Благодарю, – коротко сказала я и, закрыв глаза, выпила. – В самом деле, большое спасибо, – добавила я, открывая их мгновением позже. И правда, подкрепляющее. Тепло сконцентрировалось у меня в центре и, словно дым, заструилось по моим конечностям.
– На здоровье, мадам, – сказал он и улыбнулся.