Unknown

– Йен, пожалуйста, дай ей еще немного, – я выпрямилась, чувствуя, будто нижнюю часть моей спины зажало в тисках. Уже несколько часов я работала в передней комнате типографии Фергюса, и небольшая мисочка возле моего локтя была полна окровавленных зубов, а восхищенная толпа за окном наблюдала за действом.

Йен типично по-шотландски скептически фыркнул, но взял бутылку виски и, ободряюще приговаривая, направился к маленькой девочке, которая снова закричала при виде его татуированного лица и накрепко сжала губы. Мать девочки, потеряв терпение, энергично ее шлепнула, и, вырвав у Йена из рук виски, вставила в рот своей дочери горлышко бутылки и перевернула ее вверх дном, а другой рукой зажала девчушке нос.

Глаза у ребенка стали круглые, как монетки, а из уголков рта фонтаном брызнул виски, но, тем не менее, тощая шейка судорожно дернулась, и девочка начала глотать.

– Я и правда думаю, что уже достаточно, – сказала я, слегка встревоженная количеством алкоголя, которое проглотил ребенок. Это был очень скверный виски, мы приобрели его здесь, и, хотя Джейми и Йен его опробовали и решили, что никто от него не ослепнет, у меня были сомнения по поводу использования его в таком большом количестве.

– Хм-м, – произнесла мать девочки, критически осматривая дочь, но бутылку не убрала. – Этого хватит, я думаю.

Глаза ребенка закатились, и напряженное маленькое тельце внезапно расслабилось, безвольно откинувшись на спинку стула. Убрав бутылку, мать аккуратно вытерла горлышко своим фартуком, и, кивнув, отдала виски Йену.

Я быстренько проверила пульс и дыхание девочки, но, похоже, все было в порядке, по крайней мере – пока.

– Carpe diem (срывай день (лат.) – устойчивое выражение, означающее «лови момент», – прим. пер.), – пробормотала я, хватая зубные щипцы. – Или, вероятно, я должна сказать «carpe vinorum»? (лови вино (лат.). – прим. пер.) Йен, смотри за тем, чтобы она не переставала дышать.

Йен рассмеялся и, наклонив бутылку, смочил для обеззараживания маленький тампончик из чистой ткани.

– Думаю, если захочешь, у тебя будет достаточно времени, чтобы вырвать не один зуб, тетушка. Можешь вырвать все зубы в голове бедной девчушки, и она даже не шелохнется.

– А это мысль, – сказала я, поворачивая голову ребенка. – Не принесешь ли зеркало, Йен?

У меня имелось крошечное квадратное зеркальце, и, если получится, то его можно использовать, чтобы направлять в рот пациентки солнечный свет, который в изобилии струился сквозь окно – теплый и яркий. К сожалению, к окну прижимались несколько любопытных голов, все время загораживающих солнце и мешающих попыткам Йена направить луч туда, где он был мне нужен.

– Марсали! – позвала я, удерживая на всякий случай большой палец на пульсе девочки.

– Да? – вытирая о тряпицу запачканные чернилами руки, она вышла из задней комнаты, где очищала – или, скорее, загрязняла – типографский шрифт. – Тебе снова нужен Анри-Кристиан?

– Если ты... или он... не против.

– Только не он, – уверила она меня. – Ему ничто так не понравится, маленький тщеславный поросенок. Джоани! Фелисите! Пойдите и приведите малыша, ладно? Он нужен на улице, у витрины.

Фелисите и Джоан – или дьявольские кошечки, как называл их Джейми – охотно побежали: им нравились представления Анри-Кристиана почти так же, как и ему самому.

– Пойдем, Помпончики! – позвала Джоан, придерживая дверь на кухню. Румяный и улыбающийся во весь рот Анри-Кристиан опрометью кинулся наружу, покачиваясь из стороны в сторону на коротеньких кривых ножках.

– Оп-ля, оп-ля, оп-ля! – кричал он, направляясь к двери.

– Оденьте ему шапочку! – крикнула Марсали. – А то ветер в уши надует.

День был солнечный, но ветреный, а Анри-Кристиан имел склонность к ушным инфекциям. Поэтому у него имелась вязаная шерстяная шапочка в белую и голубую полоску, украшенная рядом из красных помпончиков; она завязывалась под подбородком. Брианна связала ему эту шапочку, и, увидев ее, я почувствовала, как слегка сжалось сердце – теплом и болью одновременно.

Девочки взяли братишку за руки, Фелисите, потянувшись в последний момент, схватила с вешалки старую фетровую шляпу своего отца, чтобы собирать в нее монетки, и все вместе они вышли на улицу под радостные возгласы и свист толпы. Сквозь окно мне было видно, как Джоан убрала с уличного стола выставленные напоказ книги, а Фелисите взгромоздила на их место Анри-Кристиана. Сияя от удовольствия, он развел в стороны свои коротенькие сильные руки и изысканно поклонился сначала в одну, затем в другую сторону. После чего, согнувшись, поставил ладони на столешницу и с потрясающе контролируемой грацией встал на голову.

Я не стала досматривать остальное его представление – большей частью оно состояло из танцев и брыканий, перемежаемых кувырками и стойками на голове, но яркая индивидуальность и гномья фигура Анри-Кристиана придавали выступлению очарования. Он мгновенно переместил толпу от окна, а именно этого я и хотела.