Unknown

– В Кросс-Крик, – сказал он. – Это первый большой город на нашем пути, и у меня там есть знакомые, – но знал ли он кого-нибудь, кто мог бы помочь в сложившихся обстоятельствах... слишком скверных, учитывая его двоюродную тетушку Джокасту. Живи она по-прежнему в Речной Излучине, он с легкостью мог бы оставить девчонок там, но вышло так, что Джокаста и ее муж Дункан эмигрировали в Новую Шотландию. В городе осталась рабыня Джокасты – Федра... Вроде она работает подавальщицей в Уилмингтоне. Но, нет, она не сможет помочь...

– Он такой же большой, как Лондон? – Гермиона плавно откинулась на спину и легла, широко раскинув руки. Ролло поднялся и, подойдя ближе, обнюхал ее. Она захихикала – первый невинный звук, который Йен услышал от нее.

– С тобой все в порядке, Герми? – Труди перебралась поближе к сестре и, обеспокоенная, присела возле нее на корточки. Ролло, тщательно обнюхавший Гермиону, повернулся к Труди, но та попросту отпихнула его любознательную морду. А Гермиона тем временем стала фальшиво напевать себе под нос.

– С ней все в порядке, – сказал Йен, быстро взглянув. – Она просто немного пьяна. Это пройдет.

– О-о, – успокоившись, Труди села рядом с сестрой, обхватив колени. – Папа часто напивался. Еще он орал и все ломал.

– Правда?

– Угу. Однажды он сломал маме нос.

– О, – произнес Йен, не имея понятия, что на это ответить. – Скверно.

– Думаешь, он умер?

– Надеюсь.

– Я тоже, – проговорила девчонка удовлетворенно. Она так широко зевнула, что он почувствовал запах ее гнилых зубов с того места, где сидел. Затем Труди, свернувшись на земле, крепко обняла Гермиону.

Вздохнув, Йен поднялся и, взяв одеяло, накрыл их обеих, аккуратно подоткнув края под их маленькие, безвольно расслабленные тела.

«Что теперь?» – размышлял он. Последний обмен словами с девчонками почти походил на настоящий разговор, но он не питал никаких иллюзий, что их краткая попытка продемонстрировать добродушие продолжится и днем. Где бы ему найти кого-нибудь, кто будет готов и сумеет с ними справиться?

Легкое сопение, словно жужжание пчелиных крылышек, послышалось из-под одеяла, и он невольно улыбнулся. Малышка Мэнди - дочка Бри, издавала такой же звук, когда спала.

Иногда он держал на руках спящую Мэнди – как-то раз даже больше часа – не желая отпускать крошечное теплое тельце, наблюдая за мерцанием пульса на ее шейке. С тоской и болью, смягчившимися со временем, представляя себе свою собственную дочь. Мертворожденная; ее лицо для него – тайна. Йекса – назвали ее могавки – «малышка» – слишком маленькая, чтобы иметь имя. Но у нее есть имя – Исибейл. Так он ее назвал.

Завернувшись в потрепанный плед, который дядя Джейми дал ему, когда Йен принял решение стать могавком, он лег у костра.

Молись! Вот что его дядя и родители посоветовали бы. На самом деле он не знал, кому нужно молиться и что говорить. Следует ли обращаться к Христу, или к Богородице, или, может, к какому-то святому? К духу красного кедра, что стоит дозорным позади огня, или к той жизни, что наполняет лес, перешептываясь на ночном ветерке?

– A Dhia (Господи (гэльск.) – прим. пер.), – наконец, прошептал он в открытое небо, – cuidich mi (помоги мне (гэльск.) – прим. пер.), – и заснул.

Был ли это Бог, или сама ночь ответил ему, но на рассвете он проснулся с идеей.

ОН ОЖИДАЛ УВИДЕТЬ раскосую горничную, но к двери подошла сама миссис Сильви. Она его вспомнила: он заметил искорку узнавания в ее глазах и, как ему показалось, радость, хотя, конечно же, улыбкой все и ограничилось.

– Мистер Мюррей, – проговорила она холодно и невозмутимо. А потом миссис Сильви посмотрела вниз, и ее спокойствие слегка пошатнулось. Поправив на носу очки в проволочной оправе, чтобы лучше разглядеть тех, кто его сопровождал, она подняла голову и с подозрением уставилась на Йена.

– Что это?

Подобной реакции он ожидал и был к ней готов. Не ответив, он поднял небольшой туго набитый мешочек, приготовленный им заранее, и потряс его, чтобы она смогла услышать металлический звон внутри.

От этого звука она переменилась в лице и отступила, позволяя им пройти, хотя продолжала настороженно смотреть.

Но, все же, не так настороженно, как маленькие дикарки – ему все еще трудно было думать о них, как о девочках – которые упирались до тех пор, пока он не взял их обеих за тощие шейки и решительно не затолкал в гостиную миссис Сильви. В принудительном порядке они сели, но выглядели так, словно что-то замышляли, и он продолжал пристально следить за ними, даже когда разговаривал с хозяйкой заведения.

– Горничные? – в полнейшем недоумении проговорила она, посмотрев на девочек. Он вымыл их прямо в одежде – применив силу, в процессе чего заработал несколько укусов, и, к счастью, пока ни один не воспалился. Но с их волосами ничего не возможно было сделать, кроме как обрезать, а он не собирался приближаться к ним с ножом, боясь поранить себя или их в процессе неминуемой борьбы. Они сидели и свирепо зыркали сквозь пакли своих волос, как горгульи – злобные и красноглазые.