— Кто знает? Может, и были бы. Тао считает, что каждая душа постоянно перерождается в разных телах, пока не достигнет просветления. Но если бы мама не вышла замуж за Ба, у нее могли бы быть друзья, компания. Ей не пришлось бы униженно ползти к родителям, лишившим ее наследства.
— Что ты имеешь в виду под
Джейми ослабляет свой шарф.
— Помнишь, когда Ба спустил все полученные мамой за кружева деньги на те чертовы ракетки?
— Конечно.
— В тот месяц лило как из ведра. Мама не хотела, чтобы мы выступали под дождем. Она отправилась к родителям, умоляя их одолжить ей денег.
Из меня словно вышибли весь воздух. Мы никогда не встречались с родителями мамы, хотя нам и случалось видеть сурового викария и его чопорную супругу, приветствующих прихожан на пороге своей церкви.
— И они их дали?
Он поднимает бровь.
— А мы выступали в тот месяц?
— Нет. — Но и не голодали. — А Ба знал?
Он выдавливает смешок, уставившись на потолочный вентилятор. Меня не удивляет то, что мама так ничего и не сообщила Ба. Его ранила бы мысль о том, что ей пришлось переступить через себя из-за него.
— Почему она не сказала мне? — продолжаю я.
— А ты как думаешь?
— Почему ты просто не можешь ответить на чертов вопрос?
— Потому, что ты уже знаешь ответ. Она не хотела уронить Ба в твоих глазах. Плохо было уже то, что я видел его таким, какой он есть, — жалким мешком, набитым пустыми обещаниями, эгоистичным ублюдком.
Я шлепаю руками по столу, и дети испуганно округляют глаза. Мать прижимает их к себе поближе, кидая на меня раздраженный взгляд.
— Как ты можешь так говорить? — шиплю я. — Он всегда старался обеспечить нас.
— Ты называешь его аферы «попытками обеспечить»? Каждая из его идей была такой же абсурдной, как башмаки из кирпичей. Чаще всего именно
Он откидывается назад, скрещивая руки на груди.
— А как насчет соленых орешков?
Добавив к ним не только соль, но и перец, Ба смог продавать их туристам вдвое дороже. Он заработал достаточно денег, чтобы купить маме фирменные кожаные ботинки с перламутровыми пуговицами.
— Ну да. А потом вложил все эти деньги в луковицы тюльпанов. И чем все это закончилось?
Я не отвечаю, потому что помню: пока Ба искал клочок земли в аренду, злосчастные луковицы сгнили.
— Я знаю, что жить с ним было нелегко. Но он любил нас. Он любил тебя. Он всегда говорил, что у тебя лоб ученого. Что тебе предначертаны великие дела.
— Он был требовательным и неразумным. Кроме того, как определить, великое дело или не очень? Заработав кучу денег? Купив шикарный особняк? Я, может быть, считаю, что просто сбежать из Лондона — уже великое дело. Отправиться туда, где ты сможешь дышать воздухом, а не воздух будет поглощать тебя. — Его взгляд прикован к мухе, бессмысленно бьющейся о стену. — Когда я наконец уехал и посмотрел вверх, я понял, что все это время упускал.
— Что? — Фыркаю я. — Звезды?
Он встречается со мной взглядом.
— Свободу. Мне нужно было больше свободы.
— От меня.
Мне трудно скрыть боль в голосе.
— Не от тебя, сестренка. — В его словах больше нет огня, будто, открыв передо мной душу, он полностью вымотался. Невысказанные мысли собираются над нами, как грязно-коричневые облака, висящие над Лондоном летом, когда ветры дуют нечасто. — Иногда достаточно просто ощутить в душе мир.
— И что же это значит?
— Я хочу сказать, что ты ешь отличное мясо вилкой из настоящего серебра и злишься из-за хлеба. Я знаю, что это нечестно, но иногда, чтобы быть счастливым, нужно просто снизить требования.
— Я злилась не из-за хлеба. — Чтобы доказать это, я отрываю добрый кусок и закидываю его в рот.
— Я знаю. Ты злишься на меня.
Я жую, не чувствуя вкуса, затем с трудом проглатываю.
— Твои здешние друзья больше похожи на братьев. Я это уважаю, пусть даже некоторые из них — гады, жалящие исподтишка.
Преступно красивое лицо Бо — этого павлина — всплывает перед мысленным взглядом.
— Бо надежный. Он не хотел, чтобы я считал его выигрыш частью пари.
— Ты утверждаешь, что он хотел, чтобы ты выступал со мной?
— Да, хотел.
Мое лицо пылает при мысли о том, как несправедлива я была к Павлину.
— Тогда почему ты
— Даже если тебе удастся попасть в Америку, она такая же чужая, как луна. Тебя там сожрут живьем.
Его рот кривится, словно он съел что-то кислое.
Я пихаю недоеденный кусок хлеба назад к остальным. Я на самом деле, похоже, ловлю большую рыбу на тонкий крючок. Даже если нам удастся обойти Акт об исключении китайцев, насколько мне известно, логово голодных аллигаторов находится на другой стороне.
— Ты волнуешься, что я закончу, как мама.
— Нет. — Он поднимает на меня глаза. — Я волнуюсь, что ты закончишь как Ба.
От его слов у меня перехватывает дыхание.
— Твои безумные идеи. Скроенные на коленке планы.