Удача на «Титанике»

Барабанщик пускается в пляс, перескакивая с одной ноги на другую. Затем он останавливается, как заводной солдатик, и пробирается мимо котлов на другую сторону, где еще больше печей и приветственные крики звучат еще громче. К тому времени, как они вывешивают пьяного моряка на просушку, пот с Барабанщика течет ручьями, и, я клянусь, «Титаник» прибавил пару узлов после того, как мы пришли.

Возможно ли, что Джейми обрел покой здесь, в этом далеко не спокойном месте, особенно когда Барабанщик заряжает всех своей энергией. Может быть, когда твое тело так тяжело работает, душа отдыхает. Да, это тяжелая, грязная работа, но я не могу не признать, что здесь есть дружба и даже своего рода семья.

Каким-то образом поход на нижнюю палубу позволил взглянуть на все издали, как дозорному на марсовой площадке. Впервые я могу по-настоящему увидеть Джейми и его жизнь, которую он собрал из осколков. Она вовсе не такая, какой я ее считала, темная, унылая и рутинная, а напротив, полная тепла и даже успешная. Если ему придется уехать, он никогда больше не увидит свою новую семью. Хотя я по-прежнему не понимаю, почему он должен бросить прежнюю.

Брэндиш, сияя, как лампочка, несет кружку воды умирающему от жажды Барабанщику. Он пьет, но его смеющиеся глаза гаснут, когда Барабанщик замечает мою грусть. Он протягивает мне кружку.

Выдавив улыбку, я возвращаю ему трещотку и говорю на кантонском:

— Семя пробило шелуху и дало всходы.

Он отмахивается от этой фразы, означающей, что его талант налицо.

Брэндиш почесывает полотняную шапочку, прикрывающую его соломенные кудри.

— Здорово, что ты спустился и разбудил моих парней. Капитан подгоняет нас с шести утра. Хочет прибыть в Нью-Йорк на день раньше. Могу поспорить, завтра захочет уже на два.

Он утирает лицо рукавом, и невозможно понять, шутит он или говорит серьезно. Но если второе, то у меня еще меньше времени, чтобы найти и поразить мистера Стюарта.

Барабанщик хмурится.

— К чему спешка?

— Он хочет побить какой-то рекорд. Хочет, чтобы о его последнем плавании заговорили, я считаю, а это значит, придется заставить этого красавца пахать на пределе.

— Я бы хотел помочь, но…

Барабанщик кидает взгляд на меня.

— Пожалуйста, оставайся, — прошу я его. — Мне нужно поговорить с Джейми.

Он улыбается.

— Имбирь и чеснок. Хорошо.

18

Вместо того чтобы отправиться в каюту 14, я поднимаюсь в общую гостиную на носу за содовой водой, которую здесь держат для страдающих морской болезнью. При мысли о том, что мы с Джейми теперь идем разными путями, сердце сжимает, словно в тисках. Я не готова. Возможно, никогда не буду готова.

До моих ушей долетает знакомый бодрый голос.

— Вот же она. — Олли пробирается сквозь заполнившую гостиную толпу пассажиров, а следом за ним спешит запыхавшийся Джейми. — Мы везде искали.

Джейми разглядывает мое чумазое лицо.

— Почему на тебе шапка Барабанщика?

— Он водил меня посмотреть котельные.

У Олли отпадает челюсть, открывая вид на рот, полный остреньких зубок.

— Но как? Туда же просто так не пускают. Сколько у них котлов? Есть двусторонние?

Джейми тыкает Олли в бок и кивает в сторону лестницы, давая понять, что тому пора «освежиться».

— Э, точно. Пойду попробую найти Винка и Бо.

Мы смотрим, как он скачет по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки за раз, пока окончательно не скрывается из виду.

Брат обращает ко мне полный раскаяния взгляд. Припухшие мешки, которые Ба называл шелковыми червями, обосновались под его глазами, наверное, из-за полуночных посиделок за карточным столом, рядом с Бо. Он протягивает мне сверток.

— Никаких корок. Слыхал об этом.

Я открываю сверток и сжимаю кусок хлеба, свежего и мягкого.

— Как вам это удалось?

— Дина Доменик, русская подруга Минг Лаи, попросила за нас.

Когда один из боковых столиков откидывается, он выдвигает для меня стул, но потом, неловко кашлянув, усаживается сам. Я плюхаюсь на стоящую напротив скамью, мысленно напоминая себе не скрещивать ноги. За соседним столиком двое карапузов прекращают тянуть мать за косы и принимаются разглядывать нас своими глазами-бусинами, похожими на изюм в булочках.

Джейми улыбается мне.

— Мы раньше тоже тянули маму за косы.

— Она никогда не заплетала одну косу. Мы бы за нее передрались.

Жестом велев мне приступать к еде, он снова скользит взглядом по сидящей неподалеку матери, и на его лице отражается печаль. Трет темный сучок на деревянной столешнице, словно тот можно оттереть.

— Она могла бы жить лучше, и наверняка дольше, если бы не вышла за Ба.

Мама старалась не выходить вместе с нами в люди. Они спокойно реагировали на китайца с похожими на него детьми, но добавьте сюда жену-англичанку — и получите проблемы. Джейми как-то сломал одному мерзавцу нос за то, что он назвал маму подстилкой узкоглазого.

— О чем ты вообще? Если бы она не вышла за Ба, нас бы не было на свете.