Удача на «Титанике»

Однажды сырой, холодной весной, когда нам было по одиннадцать, я увидела, как мужчины вырубают подлесок в садах Кадоган-плейс, в паре кварталов от нашего дома в Челси. Я сказала Джейми, что нам нужно притащить домой одну из елок, чтобы взбодрить Ба, который на тот момент уже двадцать восемь дней не выходил из дома после того, как его вышвырнули с общественного теннисного корта, поскольку «собакам и китайцам нет нужды играть в теннис». Если не было возможности пользоваться общественными кортами, значит, он не мог давать уроки, а он уже потратил все припрятанные в чайнике деньги на ракетки. Джейми отказался помогать мне добывать дерево, заявив, что это паршивая идея, и вообще, Ба не стоило покупать эти ракетки. Тогда я ответила, что он паршивый сын, раз так говорит. В итоге он согласился, но как он мог сообщить о таком совершенному незнакомцу?

— Ты что, велела ему еще и не рассказывать никому эту историю?

Возмущенное облачко пара срывается с моих губ.

— Не злись. Это было забавно. — У его губ появляется ямочка, словно крошечная звездочка, выглянувшая из-за туч. — Чьей идеей был осел?

Я фыркаю.

— Моей.

Джейми сломал запястье, когда осел, которого мы позаимствовали дотащить елку, понес, волоча дерево за собой. Возможно, он все эти годы винит меня за проблемы с запястьем.

— Половина веток была обломана, когда мы дотащили елку домой. Мама заявила: «У вас ’пилки вмест’ м’згов, если вы решили, что я п’зволю п’ставить этот жуткий обруб’к дома». — Я изображаю привычный мамин кокни. Бо не может сдержать смех. — Ба порубил елку на дрова. По крайней мере, из дома ему выйти пришлось.

Подставки скрипят, когда он начинает ворочаться.

— Залезай внутрь, чтобы не пришлось потом использовать вредные вливания.

Я благодарна темноте за то, что та скрывает мои покрасневшие щеки. Но тепло, поднимающееся от лодки, тянет меня магнитом.

— Ладно, но никаких непотребств.

— Каких не потребовать?

Я даже не пытаюсь объяснить на кантонском. Вместо этого осторожно перекидываю замерзшие ноги через борт лодки, пристраиваясь на только что освобожденном им месте. По ощущениям я словно опускаюсь в горячую ванну, и продрогшие кусочки моего тела тянутся еще ближе к его ровному теплу. Он укрывает нас лодочным чехлом, удерживая нагретый воздух.

Я пытаюсь уцепиться за остатки моего праведного негодования, но все внутри меня размягчается, будто кусок масла на горячем тосте.

— Послушай, Бо. Возможно, мы с тобой расходимся во взглядах, но, если ты заботишься о Джейми, ты должен хотеть для него наилучшего. Он изменился. Может быть, ты этого не замечаешь, потому что ты не знал его раньше. Когда-то он был легче, беззаботнее. А теперь ходит с таким видом, словно заблудился в зарослях.

— Что такое «заросли»?

Я не знаю этого слова на кантонском.

— Густые кусты. Вроде тех, в которых живут кролики.

— О. Так, может, заросли — это просто жизнь.

— Ага, жалкая жизнь, полная кроличьего помета и шипов…

Где-то неподалеку раздаются звуки шагов и голоса, прерывающие мою речь. Мы оба замираем.

— Как минимум двадцать два узла, — раздается энергичный мужской голос, чей владелец определенно привык перекрикивать рев океана. — Мистер Исмей день и ночь ходит за капитаном Смитом, требуя увеличить скорость. — Долговязый председатель встает перед моим мысленным взором. — Хочет отнять Голубую ленту[9] у Кунардов, этих скользких фрегатчиков. Если мы ускоримся, сможем заполучить королевский контракт на доставку почты. Тогда будем в золоте купаться. Сможешь купить своей девчонке блестящий камушек на палец.

Они приближаются, стуча ботинками так громко, словно бьют молотом по наковальне.

— Ерунда, — сипит его спутник. — Она уже сказала нет.

— Это потому, что ты беден, как мышь, — заявляет энергичный. — Но скоро для нас все может измениться. Постой. — Его ботинки останавливаются прямо рядом с нашей лодкой. — Рядом со мной Бо застывает, как труп, но мое сердце стучит, как барабан. — Похоже, тут пара… — неужели он видит нас? — петель слетела.

Мое сердце бьется о ребра, словно птица о прутья клетки. В любую секунду они обнаружат, что мы здесь прячемся, и решат, что мы безбилетники, и отчасти это так и есть. Картины того, как меня заставляют идти по доске или привязывают к бушприту, — Джейми рассказывал, что именно так наказывают матросов, — оживают в моей голове. Я буду разорвана на части, удобрив океанское дно своими внутренностями, кровью и мозгами, — да, определенно кучей мозгов. И тогда нам так и не удастся выступить перед мистером Стюартом. По крайней мере, Джейми будет сожалеть о том, что так жестоко обошелся со мной.

Мое дыхание становится слишком поверхностным и частым, и я не могу унять дрожь в конечностях.

Теплая рука ложится на мою. Мозоли, покрывающие ладонь и пальцы Бо, прерываются гладким бугорком его ракушечного кольца. Рука, сжимающая мою, словно безопасная гавань посреди шторма. Ее тепло поднимается от кисти к предплечью, отвлекая от катастрофических мыслей, заполнивших голову.