— Как ты умудрилась сшить его без пуговиц?
— Я кроила ткань по диагонали. Ткани требуется больше, но диагональ позволяет ей тянуться.
Я понимаю далеко не все, что она говорит, но киваю, внезапно чувствуя неловкость оттого, что стою в нижнем белье.
— Святые небеса, как ты называешь эту штуковину?
— Это, эм, моя шапочка для близнецов.
Она взрывается смехом.
— Шапочка для близнецов. Ты сама это сделала?
— Да. Держит булочки на тарелочке. Я даже подумывала внести кое-какие изменения, вроде тянущейся ткани на лямках и застежки спереди.
— Мне нравится ход твоих мыслей. — Ее взгляд задумчиво скользит по мне, пока она вытаскивает из чехла платье цвета розы.
Я ахаю при виде этого потрясающего оттенка, который просто требует внимания. Юбка сшита посередине, так что снизу это скорее брюки, а на спине расположен ряд пуговок.
— Но все будут пялиться на меня.
— В этом-то и суть, — радостно заявляет она. — Ты уже была в туалете?
— Прошу прощения?
— В этом костюме подарить облегчение мочевому пузырю может оказаться непросто. Но мне ужасно нравится моя идея платья-брюк. Если ты готова, вставай сюда, вот так.
Я аккуратно переступаю ногами, нырнув в наряд. Сзади она натягивает лиф платья на мое туловище, завязав две широкие ленты бантом на моей шее и застегнув задние пуговицы. Я оборачиваюсь, но не замечаю никакой ткани на лопатках.
— Чего-то не хватает?
Она смеется.
— Риск придает моде страсти. Надень накидку, если нужно, но, умоляю, не пей красное вино в ней. Ты представить себе не можешь, как трудно было добиться именно такого оттенка кашемира при окраске. Я вшила туда рукава, чтобы сохранять тепло.
Она протягивает накидку того же насыщенно-розового цвета, и я сую в нее руки, оборачивая вокруг себя, как одеяло.
Мое отражение в зеркале туалетного столика заставляет вспомнить элегантные английские розы на длинных стеблях, растущие в садах Кенсингтонского дворца. Я начинаю жалеть о своей неудачной стрижке, которая теперь кажется куском грязи на лепестках розы.
Словно подумав о том же, Эйприл пристраивает мне на голову розовую шляпку с загнутыми полями, а затем помогает закрепить на ней вуаль.
— Думаю, я видела твоего брата, когда он чинил шезлонги. — Улыбка Эйприл становится шире. — Красивый молодой человек. Жаль, не мой тип.
Я вспыхиваю от гнева.
— Потому что он китаец?
На ее лице появляется лукавое выражение, отчего она становится похожа на малиновку на жердочке.
— Нет, дорогая. Китайцы мне очень даже нравятся.
— О, — выдыхаю я, не зная, что еще сказать. — Ну, сейчас он скорее мороженая треска.
Она достает из своего саквояжа драгоценную брошь и прикалывает ее мне на лиф.
— Вам с ним нужно разобраться во всем, пока не стало слишком поздно. Поверь, уж я-то знаю.
— А если проблема в том, что мне нет места в его жизни?
— Ты в этом уверена?
— Наши родители умерли, теперь друг у друга есть только мы. Но он хочет, чтобы я вернулась в Англию и не мешала ему дальше швырять уголь.
Я слишком сгущаю краски, но, в общем, все так и есть.
Она отступает.
— Делай, что хочешь, и позволь ему делать то же самое. Как я обычно говорю своим клиентам, нужно носить цвета, которые вам идут, а это не всегда те, которые вы хотите или которые кто-то вам навязывает. — Она оглядывает меня с ног до головы. — Цвет пыльной розы
Если бы я была больше похожа на маму, можно было бы обойтись и без вуали. И вообще, будь я больше похожа на маму, я бы не оказалась в такой ситуации. Щечки попухлее, как булочки, а не как лепешки, но подлиннее, более светлый цвет лица. Самые незначительные изменения во внешности полностью изменили бы мое путешествие. Мама от многого отказалась, выйдя замуж за Ба, — не только от своих родителей, но и от сильно недооцененной возможности быть незаметной.
Эйприл быстро достает из чехла еще одно платье, и клянусь, я вижу водопад, струящийся с ее пальцев. Плотный шелк переливается от изумрудно-зеленого на лифе до темно-синего на подоле, как павлинье перо. Вышитые бисером розочки добавляют ткани текучести и блеска.
— А это для твоей завтрашней встречи с капитаном.
Я фыркаю.
— Да л’ан! Я не могу его надеть. — От волнения сбиваюсь на мамин кокни.
— Почему? Эта модель просто надевается. — Она показывает мне похожий на халат наряд с обеих сторон. Это кимоно, с широкими рукавами до локтя. — Простой крой в сочетании с роскошной тканью идеально стирают грань между дневным и вечерним нарядом.
— Оно слишком шикарное. Что, если я наступлю на подол или, ну не знаю, он пропахнет мной?
— Твой запах ничем не отличается от запаха любого здешнего пассажира. Это просто платье. Предполагается, что ты должна его носить, а не становиться для него вешалкой. Это называется стилем.
Она прижимает кимоно к себе, словно обнимая, а потом вешает в гардероб.