Ква встает в свою любимую позу треугольника, расставив ноги в синих саржевых брюках и уперев кулаки в бедра, так что его свитер натягивается на локтях. Даже подбородок он выпятил.
— Убирайся, иначе я попрошу его выпроводить тебя. — Он подбородком указывает на Старшего-на-корабле. — Сейчас же.
Зажатая их взглядами с двух сторон, я понимаю, что они ничего не сказали про мальчишек, собирающих деньги. Я пытаюсь перехватить взгляд Олли или Винка, но ватага детей, пинающих набитый бобами мешочек, закрывает мне вид.
— Мне кажется, — продолжаю я, не давая мужчинам обернуться, — развлечения помогут пассажирам убить время. Оркестр играет не всегда, к тому же здорово, когда есть разнообразие. И если никто не жалуется, то какой от этого вред? — Я выдавливаю робкую улыбку, но она тут же увядает под давлением хмурого взгляда Ква.
— Вред в том, что ты можешь проворачивать какую-нибудь хитрую аферу, вот в чем. Так что, если не хочешь обсудить это с капитаном, руки в ноги и скройся с глаз, потому что мое терпение на исходе.
Старший-на-корабле поддерживает его согласным бурчанием.
Наконец Винк замечает меня. Он тут же оценивает мужчин, наступающих на меня, и мой многозначительный взгляд, кинутый на лестницу.
Винк кланяется мужчине, только что кинувшему монетку в его шапку. Затем подает знак Олли, и они оба направляются к лестнице, причем Винк изо всех сил старается не топать своими огромными ботинками.
— И в мыслях ничего плохого не было, добрые сэры. Благодарю за вашу снисходительность. Я тогда пойду, с вашего позволения.
Рот Ква сжимается в щель. Я ощущаю на себе взгляды мужчин, пока иду к лестнице, делая широкие, неторопливые шаги, чтобы убраться побыстрее, но при этом не выдать спешки.
Возвращаясь в каюту, я останавливаюсь у питьевого фонтанчика, чтобы умыть лицо, липкое от смеси сока с п
Но при виде Олли и Винка, раскладывающих драконью гору монет аккуратными стопками, я забываю и про Ква, и про Старшего-на-корабле. Джейми и Бо ни за что не заработать больше, если, конечно, не обчистить корабельного казначея.
— У тебя неприятности? — спрашивает Винк.
— Пока нет, — бормочу я, зарываясь пальцами в кучу мелочи.
Олли поднимает вверх золотую монету.
— Ух ты, кто-то дал тебе соверен!
Он начинает загибать пальцы, бормоча цифры себе под нос.
Винк берет монету и кусает ее.
— Он настоящий. — Его глаза сужаются. — Ты уверена, что не богата?
Я фыркаю.
— Разве что талантом. Когда мы с Джейми раньше давали представления, в нашем распоряжении не было целого корабля миллионеров. Мы радовались и нескольким шиллингам.
Олли шлепает ладошками по матрасу, и монеты звенят.
— Два фунта четыре шиллинга.
Теперь за подсчеты берется Винк.
Мои губы изгибаются в улыбке, когда я представляю лица Джейми и Бо, после того как я назову эту цифру.
— Похоже, то перышко сулило нам процветание. Держитесь меня, и удача всегда будет с вами.
Я подмигиваю мальчишкам.
Каждый из них получает по пять шиллингов, и Олли расплывается в улыбке. Он пересыпает монеты с руки на руку.
— Я куплю себе шляпу с полями. — Он смотрит на ногу Винка, свисающую с кровати. — А тебе нужно купить ботинки, которые не выглядят так, словно их вытащили из коровьего зада.
Винк пинает его.
— Сам ты из коровьего зада.
Я выкапываю из вещмешка Джейми пару носок и даю один мальчишкам.
— Это для ваших монет.
Свою долю я пихаю в другой.
Винк кладет свои пять шиллингов в носок и передает его Олли. Но тот прикрывает свои монетки ладошкой.
— Что, если я захочу что-то купить?
— Например? — Винк морщит лицо, которое теперь походит на сердитую клецку.
— Я бы хотел сделать ставку…
— Трата денег, — ворчит Винк.
— А может, купить сувенир. Я слышал, в парикмахерской продают ложечки, ручки и бумажники.
— Ложечки? Ручки?
Пока я пораженно выслушиваю все то, что весьма неожиданно выпаливает Винк, плечи Олли начинают вздрагивать.
— А копить на домик на дереве не глупо?
Худосочная грудь Винка вздымается, руки сжимаются в кулаки. Если бы он все еще держал хлебные корки, те превратились бы в крошки.
— Это личное.
— Ничего личного. Ты постоянно говоришь об этом при Джейми.
Винк соскальзывает с кровати и приземляется с тихим стуком. Олли, должно быть, понимает, что задел своего младшего приятеля слишком сильно, потому что опускает голову.
— Ну, ладно, прости. Смотри.