Удача на «Титанике»

— Почему вы называете себя узкоглазыми?

— Бо кидался в драку всякий раз, когда кто-нибудь называл одного из нас узкоглазым. Поэтому Джейми стал называть нас узкоглазыми, чтобы позлить его. А затем это стало шуткой.

Мне не удается сдержать улыбку, пусть даже я ужасно зла на Джейми. Он знает, как вытащить кота из мешка, не оцарапавшись.

Однажды мы видели, как один джентльмен предложил голодающему двухпенсовик, чтобы тот купил себе пирог, но тот выбросил монету. Тогда Джейми поднял ее и сказал голодающему: «Сэр, у вас монетка выпала из кармана». Голодающий взял монету. Джейми понимал людей. Что до меня, я бы взяла два пенни и сбежала. Если тому джентльмену так хотелось накормить голодного, то вот она я.

Мы подходим к дальней лестнице и взбираемся по ней на полуют. Люди толпятся у перил, наблюдая за морской жизнью, текущей внизу. Свежий воздух, похоже, выдувает из мальчишек остатки плохого настроения.

На мостике тот же матрос в берете с острым козырьком стоит, расставив ноги и уперев руки в бока, и смотрит на море.

— Они вообще позволяют пассажирам подниматься туда? — Высокое расположение мостика делает его превосходной сценой, на которой даже пассажиры первого и второго классов смогут разглядеть нас с другой стороны стапель-палубы.

Олли смотрит туда же, куда я, и застывает.

— Нет. Это вотчина квартирмейстера.

— А Ква кусается, — добавляет Винк.

Тогда будем держаться от него подальше.

Мы спускаемся назад на стапель-палубу, где безопаснее — вне видимости с мостика на случай, если жонглирование здесь против правил. По крайней мере, она ближе к надстройке, где расположены прогулочные палубы для пассажиров первого и второго классов, из которых можно вытрясти порядочно монет.

Солнце отражается от воды, и блики бьют мне по глазам. Гуляющие обходят нас по широкой дуге, словно предчувствуя неприятности. Несмотря на всю прежнюю уверенность, сейчас меня сотрясает нервная дрожь. Что, если эта толпа сейчас не в настроении для развлечений? В отличие от Сент-Джеймского парка, здесь пространство ограничено. Люди частенько злятся на тех, кто берет на себя слишком много.

Что ж, пути назад все равно нет.

— Готовы, парни?

Винк и Олли вытягиваются в струнку, разместившись в паре шагов передо мной, с обеих сторон. У прогуливающихся неподалеку сузившиеся в подозрении глаза округляются от любопытства при виде того, как я достаю ананас из своего мешка.

Я выдыхаю и расправляю плечи. Затем поднимаю ананас.

— Добрый день, народ! Я — Валор, эм, Честный. — Мой голос срывается, но я заставляю себя продолжать. — Сегодня я хочу развлечь вас… — я перекидываю громоздкий фрукт с руки на руку, — жонглированием.

Несколько людей кидают на меня злобные взгляды, словно проклиная за то, что я прерываю их мирную послеобеденную прогулку, и я немного теряюсь. Но, по крайней мере, некоторые с верхних палуб смотрят вниз с любопытством. После того как все смогли как следует разглядеть ананас, я начинаю шустро перекидывать его с руки на руку, туда-сюда, туда-сюда.

— Когда речь идет о жонглировании, я лично считаю, что качество важнее количества.

Эти слова вызывают смех, и я чувствую, как расслабляются мои конечности. Как только смех стихает, я ставлю ананас на голову, держа его обеими руками.

— Мой батюшка, упокой Господь его душу, говорил, что вся жизнь — это хождение по канату, и чем лучше ты жонглируешь, тем легче будет жить. — Медленно я отпускаю сначала одну руку, потом другую. Корабль кренится, но я двигаюсь вместе с ним, не давая ананасу упасть. — Конечно, жонглировать посреди океана ему не доводилось.

Еще смех. Хорошо. Ба всегда говорил, что будь ты даже лучшим гимнастом на земле, ты не получишь ни лакинга, если не понравишься зрителям. Но здесь тонкая грань, и зритель может ополчиться против тебя, если ты не оправдаешь его ожиданий.

Палуба снова качается, и ананас наклоняется. Вытянув руки, я скольжу в том же направлении, возвращая его на место. По толпе пробегает ропот. Дама в шубе из тюленьего меха прикрывает глаза, словно вид разбившегося ананаса может оказаться для нее непосильным зрелищем.

— Но в самом деле жонглирование — это просто когда ты кидаешь и ловишь.

Я смотрю на Олли. Вместо того чтобы кинуть мне хлебную корку, как мы репетировали, он, похоже, не может глаз оторвать от ананаса. Я пронзаю его еще одним взглядом, но Олли все так же пялится на мою корону.

Святая чешуя! Не нужно было добавлять ребят в номер. Я и забыла, как легко новички могут растеряться.

Винк шипит на приятеля. Олли приходит в себя и швыряет мне корки — одну, две. Вот так, приятель. Я подмигиваю Олли, радуясь, что его роль сыграна.

Я стучу коркой о корку, издавая нечто похожее на хлопки.

— Нет, леди и джентльмены, это не кусочки гранита. Это хлеб, который сегодня подавали в третьем классе к обеду. — У зрителей вырывается несколько недоверчивых смешков. — Не пойму, как мы еще не пошли ко дну. — Смешков становится больше.

Я начинаю подбрасывать корки, ловя их той же рукой. Вверх и вниз, легко и просто. Кинуть и поймать, кинуть и поймать.