При этом известии царь Омар аль-Неман был чрезвычайно доволен и сделал ученым великолепные подарки. И действительно, он мог убедиться, что дети его прекрасны, и особенно сын его Даул Макан, которому было теперь четырнадцать лет, делался все привлекательнее и красивее, и становился разумным и замечательным юношей, и отличался в то же время благочестием и усердием в исполнении религиозных обрядов, и любил бедных, и предпочитал всему на свете посещение ученых, поэтов и общество людей, изучавших право и Коран. И все жители Багдада, мужчины и женщины, любили его и призывали на него благословение Аллаха.
Но вот случилось однажды, что в Багдад прибыли паломники, шедшие из Ирана в Мекку для исполнения ежегодных священных обязанностей хаджа[27], а затем в Медину — для посещения гробницы пророка (да пребудет над ним молитва и мир Аллаха!).
Едва только Даул Макан увидел паломников, как в нем возгорелось благочестие, и он подбежал к царю, отцу своему, и сказал ему:
— Я пришел к тебе, о отец мой, чтоб испросить у тебя позволения совершить святое паломничество.
Но царь Омар аль-Неман постарался отговорить его от этого и не дал ему своего позволения, говоря:
— Ты еще слишком молод, сын мой. Но в будущем году, если угодно будет Аллаху, я сам пойду на хадж и непременно возьму тебя с собой.
Но Даул Макан, находя, что будущее слишком отдаленно, побежал к сестре своей Нозхату, которая как раз в это время собиралась молиться. Он дал ей закончить молитву, а затем сказал:
— О Нозхату! Меня мучит желание пойти на хадж и посетить гробницу пророка (да пребудет над ним молитва и мир!). И я просил разрешения на это у отца нашего, но он отказал мне. Поэтому я хочу теперь достать немного денег и уйти в паломничество тайно от всех, а главное, от отца нашего!
Тогда Нозхату, загоревшись тем же желанием, воскликнула:
— Да благословит тебя Аллах! Клянусь тебе, о брат мой, что и я пойду с тобой, и ни за что не останусь здесь, и не откажусь от посещения гробницы пророка (да пребудет над ним молитва и мир!).
Он сказал:
— Хорошо. С наступлением ночи приходи ко мне. А главное, остерегайся говорить об этом кому бы то ни было!
И вот в полночь Нозхату встала, оделась в мужское платье, которое дал ей брат, бывший одного роста и одного возраста с ней, захватила немного денег и вышла, направляясь прямо к дверям дворца. Там она встретила брата своего Даул Макана, который ожидал ее с двумя верблюдами. Тогда Даул Макан помог своей сестре взобраться на одного из опустившихся наземь верблюдов, а сам сел на другого; и животные поднялись и пустились в путь, и под покровом ночи они подошли и незаметным образом присоединились к паломникам. И весь караван, шедший из Ирана, вышел из Багдада и направился к Мекке.
И Аллаху было угодно, чтобы путешествие это совершилось в полном благополучии. И вскоре все паломники прибыли с миром в святую Мекку.
Здесь Даул Макан и Нозхату предались безмерной радости, восходя на гору Арафат и исполняя согласно предписанию священные обряды; а когда они обходили Каабу[28], счастью их не было границ!
Но они не захотели ограничиться Меккой и решили в благочестивом рвении своем поехать также в Медину и поклониться гробнице пророка (да пребудет над ним молитва и мир!).
Тогда, перед тем как расстаться с паломниками, которые собирались вернуться в свою страну, Даул Макан сказал Нозхату:
— О сестра моя! Я очень хотел бы теперь посетить и святой город Ибрахима[29], друга Аллаха, который евреи и христиане называют Иерусалимом.
А Нозхату сказала:
— И я тоже.
Тогда, согласившись на этот счет между собою, они воспользовались отъездом маленького каравана и отправились в святой город Авраама.
После очень затруднительного путешествия они приехали наконец в Иерусалим; но Даул Макан и Нозхату заболели в пути белой лихорадкой; молоденькая Нозхату через несколько дней выздоровела, но Даул Макан продолжал хворать, и состояние его только ухудшалось. И вот, приехав в Иерусалим, они наняли маленькую комнатку в одной из гостиниц, и Даул Макан распростерся в углу, мучимый болезнью; и болезнь эта настолько усилилась, что Даул Макан наконец совершенно потерял сознание и впал в бред. И добрая Нозхату ни на минуту не покидала его и была чрезвычайно озабочена и печальна при мысли, что она находится одна в чужой стране и что некому утешить ее и помочь ей.
И так как болезнь не отступала и продолжалась уже немалое время, Нозхату истратила наконец последние свои средства и не имела более ни единой драхмы. Тогда она послала на базар мальчика из гостиницы, который прислуживал путешественникам, дав ему одно из своих платьев, чтобы он продал его и выручил сколько-нибудь денег. И мальчик из гостиницы сделал это. И Нозхату продолжала поступать таким образом, ежедневно продавая что-нибудь из своих вещей и ухаживая за своим братом, пока у нее не истощились и эти источники для выручки денег. И у нее ничего более не осталось, кроме старого платья, в которое она была одета, и старой, изодранной скатерти, которая служила подстилкою для нее и ее брата.