Туннель

Дело дошло до бурных столкновений. В Вестфалии раздались ружейные выстрелы, а в Лондоне произошла кровавая стычка между полицейскими и рабочими в доках. Это было 8 декабря. Улицы, прилегающие к вест-индским докам, были в этот вечер покрыты трупами рабочих и полицейских. 10 декабря Английский рабочий союз объявил всеобщую забастовку. Его примеру последовали французские, немецкие, русские и итальянские рабочие союзы, а в конце концов к ним присоединился и Американский союз…

Это была настоящая война! Не стычки на форпостах, а серьезная битва по всей линии. Рабочие и капитал выступили друг против друга сомкнутыми рядами.

Ужасы этой борьбы обнаружились уже через несколько дней. Пищевые продукты, заготовленные для многих миллионов людей, оставались гнить и портиться в товарных вагонах и в трюмах судов. Правительства призвали на помощь военную силу. Но войска, состоявшие из таких же пролетариев, как и рабочая масса, оказывали пассивное сопротивление: они работали, но работа их не двигалась с места, а времена были не такие, чтобы можно было прибегать к строгим репрессиям. К Рождеству большие города – Чикаго, Нью-Йорк, Лондон, Париж, Берлин, Гамбург, Вена, Петербург – остались без света, и им грозил голод. Люди мерзли в своих жилищах, а слабые и больные погибали. Ежедневно происходили пожары, грабежи, саботажи…

Интернациональный рабочий союз, однако, не сдавался и требовал издания таких законов, которые защитили бы рабочих от произвола капитала.

Среди всех этих ужасов и волнений туннельный синдикат всё еще держался. Он был расшатан, трещал, но всё еще стоял. Это было делом Ллойда. Ллойд созвал собрание всех крупных кредиторов синдиката и лично выступил перед ними, чего он не делал уже двадцать лет ввиду своей болезни. Синдикат не должен пасть! Его падение причинит несказанное бедствие всему миру. Туннель должен быть спасен! Если теперь будет допущена тактическая ошибка, его судьба будет решена раз навсегда, и развитие промышленности приостановится на двадцать лет. Всеобщая стачка не продолжится более трех недель, так как рабочие голодают. Кризис кончится к весне. Крупные кредиторы должны не только повременить со своими требованиями, но и поддержать синдикат новыми ссудами. Акционеры 2 января должны получить проценты полностью, иначе может начаться вторая паника…

Ллойд первый принес большие жертвы. Ему удалось поддержать синдикат. Это совещание не было тайным. Газеты сообщили на другой день, что дела синдиката поправляются и что 2 января акционерам будут уплачены проценты.

9

Знаменательный день 2 января приближался…

1 января в Нью-Йорке все театры, мюзик-холлы, рестораны переполнены. Но в это 1 января всюду была мертвенная тишина. Только в некоторых больших отелях бурлила обычная шумная жизнь. Трамваи не ходили. По воздушной и подземной дорогам лишь изредка проносились поезда, их вели вместо машинистов инженеры. В гаванях неподвижно стояли океанские чудовищные пароходы с погасшими печами, окутанные туманом, окованные льдом. Улицы по вечерам были мрачны: фонари горели кое-где, рекламные картины погасли…

Уже в полночь огромная цепь людей стояла у здания синдиката, готовая продежурить всю ночь. Каждому хотелось спасти свои пять, десять, двадцать, сто долларов процентов. Шли толки, что 3 января синдикат закроет свои двери, и никому не хотелось рисковать своими деньгами. Очередь всё росла…

Ночь была очень холодна: двенадцать градусов по Цельсию ниже нуля. Мелкий снег, как белый песок, сыпался с черного неба, нависшего над верхними этажами молчаливых, похожих на башни домов. Люди жались друг к другу, чтобы согреться. Разговоры о синдикате, шерах и акциях, полные опасений и тревог, еще больше волновали их. Они стояли такой плотной массой, что могли бы стоя спать, но никто не мог сомкнуть глаз: страх был слишком велик. Двери синдиката могут в конце концов остаться закрытыми. Тогда их шеры потеряют всякую ценность. С посиневшими от холода лицами, с глазами, полными страха, ждали они решения своей участи.

Деньги! Деньги! Деньги!..

В деньгах – вся их трудовая жизнь, усилия, унижения, бессонные ночи, седые волосы, опустошенное сердце… Более того, их старость, два-три года покоя перед смертью… Если деньги погибнут – погибло всё, загублено двадцать лет жизни!..

Волнение и страх возрастали с минуту на минуту. Если они потеряют теперь все свои сбережения, то они расправятся судом Линча с Маком Алланом, с этим чемпионом всех мошенников!

К утру толпа еще больше увеличилась. Цепь тянулась до Уоррен-стрит… Наступил наконец серый день.

Ровно в восемь по толпе пробежала волна: в окнах молчаливого, окутанного холодным туманом здания синдиката зажглись первые лампы.