Становилось всё холоднее. Да, от моря неслось морозное дыханье. Аллан совершенно обледенел. Его руки и лицо окоченели, как в самый суровый зимний холод. Около часа Аллан проходил по замерзшему песку. Настала ночь. Потом он прошел через опустевший, замерзший сад на улицу.
Анди, шофер, зажег фонари автомобиля.
– Вези меня к станции, но вези тише!.. – сказал Аллан почти беззвучно и сел в автомобиль.
Аллан вытер нос рукавом; его лицо было мокро от слез…
Аллан поднял воротник пальто и надвинул шапку на глаза.
«Странно, – подумал он, – когда я услышал о катастрофе, то прежде всего вспомнил о туннеле, а потом уже о людях…»
Он зевнул. Он чувствовал такую усталость, что не мог пошевельнуть рукой.
На улицах по-прежнему стояла толпа, дожидавшаяся возвращения спасательных поездов. Но никто не кричал больше, не грозил кулаком. Аллан был теперь таким же несчастным, как и все; у него была своя доля страдания. Толпа расступилась перед ним, когда он вышел из автомобиля. Никогда они не видали такого бледного лица…
7
Аллан вошел в холодную комнату, служившую для совещаний на станции. Обыкновенно в Туннельном городе не существовало никаких формальностей и церемоний. Никто никогда не снимал шляпы перед старшим и вообще не отрывался от работы. Но теперь все моментально замолкли, когда вошел Аллан, а сидевшие поднялись со своих мест. Гарриман вышел навстречу Аллану с намученным, страшным лицом.
– Аллан… – сказал он, заикаясь, как пьяный.
Аллан прервал его, махнув рукой:
– Потом, Гарриман…
Он приказал принести себе чашку крепкого кофе из буфета и, глотая напиток, слушал донесения инженеров. Лицо его было бескровно. Посиневшие иссиня-серые веки почти закрывали глаза. Правое веко, нервно подергивавшееся, было опущено больше, чем левое. Глаза блестели стеклянным, злым, нечеловеческим блеском. Временами его небритые щеки вздрагивали, и он судорожно сжимал челюсти.
– Это уже установлено, что Бермана убили?
– Да.
– А о Гобби ничего не известно?
– Нет. Но его видели в туннеле.
Аллан кивнул и открыл рот, точно желая зевнуть.
– Do on![31]
– Туннель был в полном порядке на протяжении трехсот сорока километров, и все машины, обслуживаемые инженерами, находились в действии. Инженер Робинзон, отправившийся со спасательным поездом, телефонировал, что дым не позволяет проникнуть дальше трехсот семидесяти километров. Он возвращается назад со ста пятьюдесятью двумя спасенными.
– Сколько же погибло?
– Судя по контрольным жетонам, приблизительно две тысячи девятьсот человек…
Длинная, глубокая пауза. Синие губы Аллана дрожали, точно он усиленно старался удержать рыдания. Он еще ниже наклонил голову и начал жадными глотками пить кофе.
– Аллан! – воскликнул с рыданием Гарриман.
Но Аллан посмотрел на него холодно и удивленно.
– Робинзон телефонировал затем, что Смит, работающий на станции на триста пятьдесят втором километре, утверждает, будто один из воздушных насосов там, в глубине туннеля, еще продолжает действовать, но телефонное сообщение оттуда прервано.
«Гобби!» – мелькнуло в голове Аллана. Но он не стал высказывать этой надежды.
Затем Аллан перешел к событиям, разыгравшимся в городе. Роль Гарримана была далеко не блестящей. Он ничего не сделал, чтобы не допустить бунта.
– Где же вы были, Гарриман? – презрительно спросил его Аллан.
Гарриман сидел усталый, подперев руками голову, с полузакрытыми глазами. Вопрос Аллана заставил его вздрогнуть.
– Поверьте мне, Аллан, я всё сделал, что мог! – отвечал он взволнованно. – Я пробовал удержать людей… Не мог же я стрелять в них!..
– Не могли! – вскричал Аллан грозным тоном. – Вы должны были броситься на этих взбесившихся людей, даже рискуя своей головой! Разве у вас нет кулаков, что ли? Вы могли бы даже стрелять! Почему бы нет, черт возьми?! Ваши инженеры были тут… Вам нужно было только приказать!
Лицо Гарримана стало багровым.
– Что вы говорите, Аллан? Вы не видали этих людей! – возразил он. – Вы не видали их! Вас тут не было!..
– Да, не было, к сожалению! Я думал, что могу на вас положиться. Я ошибся. Вы стали стары, Гарриман! Вы мне больше не нужны! Убирайтесь к черту…
Гарриман вскочил и положил на стол свои красные кулаки.
– Да, убирайтесь к черту! – еще раз крикнул Аллан.
Гарриман весь побелел и, онемев, смотрел в глаза Аллану. Эти глаза сверкали презрением, грубостью и жестокостью.
– Уходите! Не требуйте от меня в эту минуту никакой вежливости. Уходите! – И Аллан указал рукой на дверь.
Гарриман зашатался и вышел. Он хотел было сказать Аллану, что у него умер сын и что в эту ночь он принял двойную дозу снотворного средства. Но… не сказал ничего. Он ушел…
Как дряхлый, разбитый старик, спускался он по лестнице, упорно смотря вниз. Без шляпы…
– Гарриман слетел! – издевались рабочие.
– Бык слетел!
Но он ничего не слышал. Он тихо плакал…
После ухода Гарримана Аллан так же быстро расправился еще с пятью инженерами, покинувшими свои посты и выехавшими из туннеля вместе с бежавшими рабочими. Он уволил их всех. Никто не возразил ни слова. Затем Аллан потребовал, чтобы к телефону вызвали Робинзона, находившегося в туннеле со спасательным поездом.