Туннель

Ему не дали договорить. Раздались свистки, дикие крики; женщины схватили камни, чтобы бросить в него. Гарриман соскочил с вагона и вернулся на станцию. Без сил он упал на стул. Он чувствовал, что всё погибло и что только Аллан мог бы предотвратить дальнейшую катастрофу. Но Аллан не мог приехать раньше вечера!..

Холодная, неуютная станционная зала была полна служащими, инженерами, врачами. Все готовились к оказанию первой помощи.

Гарриман выпил литр черного кофе, чтобы победить влияние снотворного порошка. Но силы иногда оставляли его, и два раза с ним делался обморок. Да что он должен делать? Единственное разумное сообщение он получил от Бермана. По телефону с шестнадцатой станции один инженер передал ему по поручению Бермана описание катастрофы. По мнению Бермана, произошло самовозгорание столбов и балок вследствие жары, и огонь вызвал взрыв патронов со взрывчатыми веществами. Это было довольно разумное объяснение. Однако в таком случае взрыв не мог быть так силен, чтобы его слышали даже на двенадцатой станции!

Спасательные поезда, посланные тотчас же Гарриманом, вернулись назад, потому что все четыре пути были заняты поездами, спешившими вон из туннеля.

В половине пятого Гарриман телеграфировал Аллану, который получил эту телеграмму в спальном вагоне по дороге из Буффало в Нью-Йорк. Аллан ответил, что приедет с экстренным поездом. Взрыв он считал невозможным, потому что эти взрывчатые вещества в огне только сгорали. В бурильной же машине количество взрывчатого вещества было очень невелико. Послать спасательные поезда! Все станции занять инженерами! Горящие штольни залить!

Хорошо было командовать Аллану! Не было никакой возможности послать в туннель ни одного поезда, хотя Гарриман и распорядился отводить поезда на боковые пути, выходившие наружу.

Никто больше не телефонировал из туннеля. Только на пятнадцатой, шестнадцатой и восемнадцатой станциях еще оставались инженеры, сообщившие, что все поезда ушли.

Дорога наконец стала свободнее, и спустя некоторое время удалось пустить четыре спасательных поезда. Толпа мрачно, молча пропустила поезда. Только две-три женщины послали ругательства по адресу инженеров. Около десяти часов пришли наконец первые поезда с рабочими из «чистилища».

Теперь не оставалось больше никаких сомнений, что катастрофа была ужаснее, чем это можно было предполагать. Рабочие, прибывшие с этими поездами, кричали:

– Все на последних тридцати километрах погибли!..

4

Люди с грязными, желтыми лицами, спасавшиеся из туннеля, были окружены и засыпаны тысячью вопросов, на которые они не могли ответить.

Сотни раз они повторяли то, что было им известно о катастрофе, а это укладывалось в десять слов. Женщины, нашедшие своих мужей, с криком радости бросались им на шею, не обращая внимания на других, которые в ужасе метались из стороны в сторону. С мучительным страхом, они беспрестанно спрашивали прибывших, не видели ли они их мужей. Они тихо плакали, потом суетились, крича и толкаясь, и снова останавливались и стояли неподвижно, вглядываясь вниз, туда, где, шла дорога в туннель, пока новый прилив тревоги не заставлял их бежать…

Еще не исчезла надежда, потому что в словах: «Все на последних тридцати километрах погибли!» – заключалось несомненное преувеличение.

Наконец пришел поезд, отправление которого задерживал инженер Берман, пока его не убили. Этот поезд привез первого мертвеца – одного итальянца, который, однако, погиб не во время катастрофы, а от удара ножом в борьбе из-за места в вагоне со своим amico[29]. Но всё же это был первый убитый в туннеле. Фотографы эдисоновского биоскопа поспешили сделать с него снимок…

Толпа пришла в сильнейшее возбуждение, когда труп убитого понесли в станционное здание. Бешенство охватило всех. И вдруг все закричали (точно так, как и в туннеле):

– Где Мак? Он должен поплатиться за это!..

И этим крикам вторили истерические рыдания жены убитого, которая рвала на себе одежду и волосы и кричала:

– Чезаре! Чезаре!

Но когда взволнованные рабочие, преимущественно негры и итальянцы, приехавшие с этим поездом, объявили, что больше поезда не будет, толпа затихла.

– Не будет больше поездов!

– Мы – последние!

– Как последние?..

– Последние! Мы – последние!

Женщины упали на землю и зарыдали, дети закричали. И вдруг толпа задвигалась и загудела. Широкоплечий поляк, с темным лицом, с усами, закрученными вверх, взобрался на большой камень и крикнул:

– Мак устроил мышеловку для них, мышеловку! Отомстим за товарищей!

Толпа пришла в движение. В каждой руке вдруг очутился камень – это оружие народа, – а камней здесь было много! (Одна из причин, почему в больших городах устраивают асфальтовую мостовую.) В следующие три секунды ни одного целого окна не осталось в станционном здании.

– Гарриман! Давайте сюда Гарримана!