Цицерон. Поцелуй Фортуны

Марк Цицерон догадывался, кто стоит за Сервилием Руллом. В то же время он понимал, что, не поддержав закон, он попадает в жернова ужасной политической схватки. Опасная затея для начинающего политика! Но Цицерон также помнил, что на выборах он обещал римскому народу усердно и честно служить Риму! Поглядывая с трибуны на притихших сенаторов, Марк начал резко:

– Всюду крайний страх, всюду призраки бедствий и ужасов – вот в каком виде я получил консульскую должность! Тяжелее всего болезнь, начинающаяся с головы. В наступление на республику идут внутренние враги, под её крепкие стены – законы, свободу и демократию – роют подкопы. Враги хотят обрушить республику, лишить народ его законных привилегий, власти.

После столь решительного заявления участники заседания, даже те, кто болтал с соседями, насторожились. А Цицерон начал рушить надежды сторонников закона Рулла:

– Вы убеждены, что трибун Рулл радеет за благо римлян, когда предлагает свой закон? Да, так как его избрал народ, которому он обязан служить верой и правдой. Чудесный законопроект, но это если иметь в виду, какие последуют чудеса! Я имею в виду манипуляции после его принятия с государственной землёй и деньгами! Скажу одно: кто предлагает и кто поддерживает закон Рулла – враги римской демократии.

Цицерон повернулся в сторону Гая Антония и произнёс с лёгкой улыбкой:

– Я думаю, что мою позицию разделяет второй консул. Иначе народ не избрал бы тебя, Гай Антоний, не так ли?

Антоний заёрзал на кресле, насторожился, не зная, какие слова в его адрес последуют дальше. Но Цицерон снова вернулся к теме и сказал, что ему придётся спасать республику от смертельной опасности, предательства врагов Рима. Он приложит усилия к тому, чтобы римский народ стал счастливым, но сделает это не грубой силой, не насилием, а словом, которое сродни силе меча в битве.

– У нас всё получится, час разума настал! – гремел голос консула. – Я окажу решительное сопротивление всем тёмным затеям, от кого бы они ни исходили! Я не допущу, чтобы люди, называющие себя друзьями народа, привели в исполнение губительные для нашего государства замыслы.

Цицерон перевёл дух и повернулся в сторону Сервилия Рулла.

– А что касается твоего законопроекта, дорогой народный избранник, заявляю: своей непредсказуемостью он настолько опасен для республики, что я прекращаю говорить о нём. Сенат – не место для его обсуждения.

Сенаторы услышали самое неожиданное, что привычно было в этих стенах:

– Продолжим разговор с римским народом, он – высшая власть в Риме.

Цицерон окинул взглядом зал с притихшими сенаторами и указал рукой на выход.

– Приглашаю на Форум! Пусть народ рассудит, нужен ли ему закон Рулла.

Пользуясь замешательством сенаторов и остальных присутствующих, Марк перешёл к вопросу, который беспокоил его не меньше. Он помнил, что сегодня он с напарником по власти тянет жребий – кому достанется в управление бедная и суровая провинция Цизальпийская Галлия, а кому – богатейшая Македония. Сторонники Антония предпочитали видеть своего ставленника в Македонии, а Цицерон предпочёл бы вообще оставаться в Риме, почему незадолго перед заседанием в Сенате, по совету друзей, он встречался с Антонием, чтобы заключить тайное соглашение. Договорились, что Антоний получал желанную Македонию, взамен обещал не вмешиваться в дела Цицерона. А ещё поклялся, что будет негласно передавать Марку некоторую часть своих македонских доходов.

Имея в виду это соглашение, Цицерон обратился к коллеге:

– Я слишком уважаю тебя, Гай Антоний, как товарища по консулату, ещё как добродетельного и достойного гражданина. Но прошу тебя, давай, не будем испытывать сегодня божественный жребий. Я заявляю при всех сенаторах, что добровольно уступаю тебе Македонию.

Зал, услышав заявление, загудел. Антоний вскочил и рассыпался в благодарности:

– Я тоже уважаю тебя как товарища! Я в неоплатном долгу перед тобой, Марк Цицерон!

За Цицероном выступил Антоний. Слушали его невнимательно, поскольку ничего неожиданного услышать никто не ожидал. В конце заседания председатель обратился в зал, гудящий, словно растревоженный улей:

– Отцы-сенаторы, мы вас более не задерживаем.

На страже народовластия

Вокружении друзей, клиентов и восторженных по читателей Цицерон сошел на Форум. Вслед поспешили Гай Антоний, Рулл с остальными трибунами, сенаторы. Собравшиеся с утра люди шумно реагировали на их появление и новых консулов. Громкими криками приветствовали Цицерона на рострах; граждане надеялись на перемены к лучшей жизни.

Не усмиряя ораторский пыл после Сената, Марк низвергал в народ водопад слов, вызывающих одновременно удивление и восторг: