Читаем Цицерон. Поцелуй Фортуны полностью

– Но вы, трибуны, ради бессмертных богов, одумайтесь и не поддерживайте закон Рулла! Вместо счастья римлянам он принесёт лишь разлад и войну. Не время принимать необдуманные законы, тем более со скрытыми угрозами для нашего государства, где и так много бед и скрытых ран. Если же кто из вас надеется, что поднятый им в государстве ветер быстрее погонит корабль его честолюбия, то пусть он проникнется убеждением, что, пока я буду консулом, его надежда несбыточна.

Последние слова Марк произнёс настолько уверенно, что ни у кого не осталось сомнений. Последовал шквал аплодисментов, и буря негодования настигла трибуна Рулла. Люди с ожесточением выкрикивали угрозы, бросились к нему, готовые растерзать. Их остановили телохранители и клиенты трибуна. Почувствовав опасность, остальные его коллеги притихли, не осмелившись в столь опасной ситуации возражать Цицерону.

Постепенно страсти улеглись, шум на Форуме стих. Один из трибунов, коллега Рулла, выкрикнул, что готов наложить вето на законопроект. Сам Рулл, потеряв дар речи, передумал ставить «аграрный закон» на голосование, как требовали правила. В этой ситуации председатель сенатской комиссии нехотя, но выразил одобрение действиям консула Цицерона.

Закон Рулла не прошёл. В тот день у Цицерона появилось немало ненавистников.

* * *

Сразу после Форума Цицерон пригласил друзей в дом, чтобы в узком кругу отметить первый день консульства. Никто не отказывался от молочных поросят, жаренных в печи, начинённых цыплятами, фаршированными особым образом финиками, жареным луком, улитками и всевозможными травами. На столы ставили серебряные сосуды с вином и соусами на любой вкус. Гости вкушали морские ракушки, устрицы, мидии, пробовали жареных дроздов и варёных кур с запечёнными каштанами. Новые блюда выносились эпизодами, ещё были закуски: жареная рыба, филе кабана, паштеты из домашней птицы и дичи. Когда уже казалось, что пирующие наелись досыта, хозяин предложил отведать вымя свиноматки, голову кабана, рагу из рыбы, утки, зайца, жареных домашних птиц. Кушанья выносились на подносах, и каждый гость выбирал по своему желанию, аппетиту и здоровью.

За главными блюдами пили немного, поскольку вино мешало насладиться кушаньями. Оно было достаточно крепким, густым от различных примесей. Виночерпий смешивал в бронзовой чаше-кратере вино и воду. А за десертом – мучным кремом, бисквитами и краснобокими яблоками – гости с удовольствием пробовали сладкое вино. Некоторые, кому позволяло здоровье, пили усердно.

Цицерон в этот день отступил от правила не переедать, в другое время придерживаясь режима питания. Редко случалось, чтобы он садился за стол перед заходом солнца не столько по причине занятости, сколько из соображений здоровья и слабости желудка. Пригодилась привычка, приобретённая в Афинах на учёбе в академии. С той поры думал о своём здоровье, в еде и питие был точен, не терпел излишества, пробуя на себе массажи и растирания и ходьбу в определённой мере. Благодаря этому Марк сохранил тело способным выдержать умственные и физические нагрузки. Цицерон однажды надумал последовать совету одного врача, отказаться от мяса. Питался целых десять дней почти одними овощами: он столько же дней промучился желудком…

* * *

После пирушки гости тепло распрощались с хозяином. Было поздно, разошлись по ночному Риму в сопровождении охраны и рабов-факелоносцев – кроме Помпония Аттика. Для него в доме друга имелась удобная гостевая комната. После напряжённого дня, отяжелев от обильной еды и вина, друзья не могли наговориться. В шутку принося извинения за обильное застолье, Марк заметил:

– Недавно выявил интересную связь между жизнью почти впроголодь и ускоренной умственной деятельностью. Когда я сыт, ничего умного не могу написать. Из-за этого, если задумаю сесть за письменный труд, даже за простое письмо, сильно ругаю повара, когда он меня отвлекает, предлагая поесть чего-нибудь вкусненького.

Но Аттик не прореагировал, заговорил о другом:

– Марк, друг мой, сегодня я слушал тебя в Сенате и на Форуме и понял, что ты ненавидишь аристократов и готов не скрывать своей нелюбви. Думаю, зря так поступаешь!

– Зря, что не скрываю нелюбовь или что не люблю аристократов?

– И то, и другое.

– За что их любить? За то, что они получили достоинство ещё при рождении и с тех пор счастливы? Да, не люблю ещё за то, что у них нет нужды трудиться, добывая средства к пропитанию себе и своей семье. За то, что они больны заносчивостью и исключительностью, а ещё за то, что им оказывают почести, даже когда они спят.

– В таком случае тебе по душе народное правление?

– Я удивлю тебя, но если аристократия мало мне нравится, ещё меньше люблю народное правление. Скажу по секрету, всё чаще обнаруживаю в себе отвращение к демократии.

– Есть повод?

– Демократия по природе своей неуёмна и порой буйственна. Она мешает сосредоточению мыслей и не представляет собой для мудреца и учёного прекрасного досуга, который так необходим для обдумывания своих творений. Боюсь заразиться от неё заблуждениями и предрассудками.

Аттик удивился:

Перейти на страницу:

Все книги серии Цицерон: Феромон власти

Цицерон. Поцелуй Фортуны
Цицерон. Поцелуй Фортуны

Римская республика конца I века до н. э. Провинциальный юноша Марк Туллий Цицерон, благодаря своему усердию и природным талантам становится популярным столичным адвокатом, но даже самым талантливым не обойтись без удачи. Вот и тогда не обошлось без вмешательства богини Фортуны. Она благоволила Марку и оберегала, как могла, от бед и неприятностей, связанных с гражданской войной. А тот в свою очередь показал себя достойным таких хлопот и вписал своё имя в историю наравне с другими выдающимися личностями того времени – Суллой, Помпеем, Цезарем…К словам Марка Цицерона прислушивались, просили совета, поддержки, а Марк, помогая, бросал вызов несправедливости и полагал, что сил хватит, чтобы сделать жизнь в республике справедливой для всех категорий общества, как он это себе представлял.

Анатолий Гаврилович Ильяхов

Историческая проза / Историческая литература / Документальное

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза