Читаем Цицерон. Поцелуй Фортуны полностью

– Природа дала человеку ноги, чтобы он ходил, а изнеженность обрекла его на бессилие. К тому же в лектике на ходу меня трясёт и раскачивает, как лодку на море. А ты знаешь, брат, что от качки у меня воздух в груди теснится, и задыхаюсь.

Марк Цицерон с сопровождавшими людьми мало-помалу продвигался к Капитолийскому холму, где возвышался храм Юпитера. Здесь было принято совершать обряды при назначениях на государственные должности, оттуда – в Курию, где сенаторы подтвердят новым консулам их полномочия.

Марк посещал просторное здание Курии, где заседал Сенат, будучи претором. Освящённое вечностью место, где принимались, и будут приниматься решения и законы, призванные влиять на судьбу Рима, подчинённых государств и вообще народов мира. Но прежде на него здесь мало кто обращал внимание, а сегодня будут приветствовать шестьсот сенаторов! Глашатаи ещё с вечера объявили народу на всех площадях о предстоящем событии, повсюду развешены афисы с сообщениями. Сенаторы поспешили явиться на заседание, даже те, что пребывали в загородных имениях. Всех интересовал «этот выскочка, адвокатишка и грекофил» Марк Цицерон – новое лицо в римской политике.

Широкий проход делил огромный полукруглый зал на две части; по сторонам скамьи для сенаторов, сидевших без заранее определённого порядка. Напротив входа два курульных кресла без спинок с загнутыми ножками – освещённое древними традициями сакральное место обоих консулов. Зал наполнился до отказа, сенаторы с увлечением обменивались репликами с коллегами. Стража с короткими копьями, пилумами, преграждала посторонним вход в Курию, не допуская любопытных внутрь. При необходимости, когда заседанию требуется конфиденциальность, стражники закроют огромные тяжёлые двери, похожие более на городские ворота.

Когда Цицерон вошёл, сенаторы и другие участники торжества встали для приветствия согласно регламенту. Антоний явился чуть раньше, он уже занял своё кресло. Марк заметил испытующий взгляд «напарника» из-под низких бровей, бледное одутловатое лицо.

Ведущий заседание старейшина призвал сенаторов к жертвоприношению, попросив авгура убедиться в том, что боги им сегодня благоприятствуют. Авгур выступал в белом плаще с пурпурными полосами, трабее; в руках длинный изогнутый посох, символ служения. Жрец произнёс молитвы и приступил к гаданию. Посохом очертил квадрат, ориентированный по сторонам света: две линии с востока на запад и две – с юга на север. Помощник жреца вынес клетки со священными курами, поставил на пол так, чтобы выход обратился на юг, и насыпал горсть пшеницы. Открыл клетку. Птицы нервно закудахтали и кинулись прочь из клетки жадно клевать зерно.

Обряд проходил в обязательном «священном молчании», пока жрец наблюдал за поведением кур. Достаточно кому-либо из присутствующих ненароком кашлянуть или чихнуть, и ауспиции признаются неугодными богам…

Всё обошлось! Заседание Сената продолжилось. Председатель вызвал Цицерона к Рострам:

– Марк Туллий, говори!

Первое выступление нового консула сенаторы слушали с напряжённым вниманием. И он заговорил… о земельной реформе, и для этого имелось серьёзное основание.

За полгода до этого дня трибун Сервилий Рулл подготовил законопроект, за которым, как многие догадывались, стояли претор и богач Марк Лициний Красс и молодой успешный военачальник Гай Юлий Цезарь, недавно вернувшийся из военной экспедиции в Испании. На первый взгляд, предложение устраивало малоимущих граждан: предполагалось перевести государственную землю в частное пользование. Речь шла об огромных земельных наделах в государственной собственности в Азии, Македонии, Испании, Африке и на Сицилии. Предлагалось продать эти земли богатым римлянам, а на вырученные деньги выкупить в Италии у частных владельцев земельные участки и бесплатно раздать неимущим гражданам.

С целью реализации задуманного «великого предприятия» создавалась «особая земельная комиссия из десяти человек», децемвиров, которая избирается членами другой «особой комиссии» под председательством трибуна Рулла. Децемвиры на пять лет получают беспрецедентные преторские полномочия, власть судебных заседателей по земельным спорам и помимо всего могут командовать войском. Все эти мероприятия происходят на фоне событий, связанных с диктаторскими полномочиями Гнея Помпея, занятого войной на Востоке. Помпей в таком случае отстранялся от управления государством, а влияние приобретали Цезарь, Красс и сам Рулл! Чем не тщательно замаскированный государственный переворот?

Марк Цицерон и ближайшие товарищи из всадников, некоторые сенаторы усматривали в законе Сервилия Рулла возобновление схватки политиков за власть над Римом. Предчувствие приближающейся беды охватывало политиков, не желавших такой «земельной реформы». Жрецы-гадатели римских коллегий – гаруспики и авгуры, арвальские братья, луперки, салии и весталки – все предсказывали ужасные последствия для республики…

Перейти на страницу:

Все книги серии Цицерон: Феромон власти

Цицерон. Поцелуй Фортуны
Цицерон. Поцелуй Фортуны

Римская республика конца I века до н. э. Провинциальный юноша Марк Туллий Цицерон, благодаря своему усердию и природным талантам становится популярным столичным адвокатом, но даже самым талантливым не обойтись без удачи. Вот и тогда не обошлось без вмешательства богини Фортуны. Она благоволила Марку и оберегала, как могла, от бед и неприятностей, связанных с гражданской войной. А тот в свою очередь показал себя достойным таких хлопот и вписал своё имя в историю наравне с другими выдающимися личностями того времени – Суллой, Помпеем, Цезарем…К словам Марка Цицерона прислушивались, просили совета, поддержки, а Марк, помогая, бросал вызов несправедливости и полагал, что сил хватит, чтобы сделать жизнь в республике справедливой для всех категорий общества, как он это себе представлял.

Анатолий Гаврилович Ильяхов

Историческая проза / Историческая литература / Документальное

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза