Цицерон. Поцелуй Фортуны

Во время расследования на Сицилии до Цицерона дошли слухи, что в каменоломне, оборудованной под тюрьму для убийц и насильников, казнили римских граждан. В руках дознавателя оказался журнал с именами узников, но не было записей об освобождении хотя бы одного из них. Всех казнили по приказу наместника, хотя у каждого из них по решению суда имелись только свои сроки пребывания в тюрьме. В римских провинциях наместники не имели права судить римлян, наказывать их телесно или помещать в тюрьму, тем более – казнить! Судить римлянина следовало в Риме в городском суде!

– Если бы какой-нибудь царь или иностранная община, или чужое племя позволили себе нечто подобное, римское государство объявило бы войну, – заявил Цицерон.

Но обвинитель неожиданно указал на ещё одно чудовищное преступление Верреса. Одному римскому узнику удалось бежать из тюрьмы. Он успел сесть на корабль, на котором отплыл в сторону Италии. По приказу наместника военный корабль пустился в погоню. Беглеца доставили к Верресу, сорвали одежду, веревками скрутили руки. Узник не унижался, не просил пощады, а крикнул наместнику:

– Я римский гражданин, не тебе меня судить, Веррес! Ты нарушаешь закон, если поднял руку на свободного гражданина Рима.

– Ты взываешь к закону? – удивился Веррес. – Я твой закон!

Цицерон пояснил, что означали его слова для узника:

– Веррес приказал казнить римского гражданина на кресте из брёвен, как распинают только разбойников с большой дороги. Когда палачи делали своё чёрное дело, Веррес находился рядом и со смехом спросил у римлянина:

– Надеюсь, с высоты креста ты видишь Италию, где ты пожелал найти свои законы?

В оправдание Веррес почти кричал, что казнил не римлянина, а мятежного раба из армии Спартака. Но обвинитель был непреклонен:

– Наместник обязан соблюдать римские законы, а не вершить самосуд. Нет названия нечестивому злодеянию, совершённому при исполнении высокой должности наместника! Не римлянина он обрёк на мучительную казнь, а республику – наше с вами общее дело свободы и гражданства. Я взываю к вашей справедливости, судьи, я от имени римского народа прошу у вас помощи! Сейчас все права римлян, вся свобода зависят от вашего приговора. Посмотрите на свой народ – римский народ осуждает человека, способного без справедливого суда заключать в оковы римлянина, распять его и незаконно предать смерти. Это деяние Верреса не должно остаться безнаказанным по причине того, что все римляне – братья. Веррес – братоубийца, а не обычный преступник!

При этих словах Веррес неожиданно побледнел. Затем вскочил и, трепеща всем телом, завопил в ужасе:

– Клевета! Он не был римлянином, не был гражданином и моим братом! Он был лазутчиком рабов!

Народ уже не хотел слушать объяснений Верреса. Люди в зале суда пришли в ярость и были готовы растерзать его. От расправы Верреса уберегли судебные стражники.

Уловив настроение публики, Цицерон продолжил:

– Мы привыкли равнодушно смотреть на перемещение богатств, которыми некогда владел римский народ, в руки немногих людей, по сути, хищников. Но это наше равнодушие позволяет им преступную деятельность. Советую таким людям, намеревающимся показать своё могущество, быть осторожными. Помнить, что им придётся предстать в качестве подсудимых, как сегодня предстал перед нами в этом позорном качестве ненасытный стяжатель Веррес. Но и тогда обвинителем опять буду я. А к вам, судьи, обращаюсь за обвинительным решением для Верреса. Если его и подобных ему негодяев будут освобождать от суда, Римская республика рухнет!

Завершая обвинительную речь, Цицерон призывал судей:

– От имени сицилийского народа, союзников Рима и моих клиентов я требую: пусть свершится правосудие, ибо даже если бы судьёй Верреса был его родной отец, он не смог бы оправдать его!

Последние слова утонули в неистовом рёве возбуждённой толпы. Несколько человек с яростными криками кинулись на Верреса. Претору пришлось его защищать. Он призвал стражу уберечь обвиняемого от немедленной расправы, сопроводив под домашний арест.

* * *

На следующее заседание Веррес не явился, сославшись на недомогание. Его адвокат признался близким к себе людям, что сожалеет об участии в столь грязной истории, отчего на время удалился в своём загородном имении.

Римский народ всех сословий догадывался о размерах злоупотреблений высших должностных лиц, но история с Верресом потрясла воображение многих. Однако подобные громкие дела не завершались в одну сессию. Хотя Цицерон спешил уложиться в короткий срок, продолжая опрос свидетелей, заседания растянулись до Игр и триумфальных празднеств в честь полководца Помпея.