Обнаружив в Сиракузах пустующий дворец бывшего правителя Гиерона, Веррес сделал из него пристанище разврата, где устраивал с друзьями и гетерами пиры, больше похожие на оргии. Много пил сам и распутничал, теряя достоинство должностного лица. В поездках по острову бесчинствовал, принуждая приглянувшихся ему женщин к сожительству, часто не считаясь с тем, что они замужем. И проводя время своего служения Риму таким образом, наместник не занимался вопросами управления провинцией.
Как наместник, в обязанности которого входило обеспечение Рима продовольствием, Веррес регулярно получал из казны по тридцать семь миллионов сестерциев. Деньги оставлял у себя. В Рим посылал хлеб, забранный у сицилийцев по ничтожной цене. Сам предъявлял Сенату счёт на поставку по цене в пять раз выше, объясняя недородом.
– Искать меры в пороке Верреса, – возмущался обвинитель, – это всё равно что, бросившись со скалы, надеяться остановить падение. В нём живут непомерная алчность и преступное желание овладеть чужим. Однажды перейдя допустимую в морали границу в обогащении, он совершал преступления постоянно и самым мерзким образом.
Судьям и публике в зале приходилось верить во всё, о чём говорил неподкупный обвинитель, поскольку ссылался он на документы или свидетельства живых людей.
Когда на море бесчинствовали пираты, Веррес потребовал от сицилийцев снарядить за их счёт корабли с наёмными командами и воинскими отрядами, оружием и продовольствием. Пираты – великое зло! Все города подчинились решению наместника даже тогда, когда узнали, что припасы и оружие они обязаны покупать у него же. Матросов на корабли собирал Веррес отовсюду и отдавал внаём сицилийцам по своим ценам.
Собранные наспех корабли вышли в море и в первом сражении потерпели поражение. Веррес как главнокомандующий приказал обезглавить всех военачальников, сам же не понёс не только наказания, но даже не испытал угрызений совести. Он приказал тюремщикам извлекать доход из содержания заключённых в тюрьмах, приговоренных к смерти, назначал родственникам плату за казни осуждённых.
Взволнованный голос выдал возмущение Цицерона:
– Родителей заставляли выкупать за деньги не жизнь их детей, а чтобы быстрее приняли смерть, без мук! – Он всмотрелся в ряды судей. – Уважаемые судьи, если благодаря вашей справедливости и строгости, осуждением Верреса я избавлю Сицилию от страха, после чего сочту, что выполнил свой долг и оправдал надежды тех, кто мне поручил вести это дело.
Цицерон призвал выступить свидетелей со стороны обвинения. Несколько человек неожиданно отказались подтверждать сказанное им, кто-то хвалил Верреса «за доброе отношение к сицилийскому народу». Догадавшись, что Верресу удалось купить некоторых свидетелей, других устрашить, Цицерон не растерялся. Он их не отпускал, настойчиво расспрашивая по каждому случаю, в итоге выяснялось, что обвинитель говорил правду.
Прекратив опрос свидетелей, Цицерон обратился к адвокату с неожиданным вопросом:
– Уважаемый Квинт Гортензий! Ты знаешь, как римляне восторгались красноречием ораторов Красса и Антония. Вспомни, с каким достоинством и честностью они защищали обвиняемых – за это их обожал Рим. В то время никто из подзащитных не был так преступен, как Веррес! Я уверен, что все крассы и антонии отказались бы от его защиты, чтобы не замарать репутацию честного оратора грязью преступника. Я спрашиваю тебя, Гортензий, как ты сегодня поступишь?
По лицу Гортензия пробежала тень; он заметно растерялся. Через мгновение, овладев эмоциями, резко поднялся и с пафосом обратился к судьям:
– Обвинитель действует незаконно. Я призываю запретить ему наносить урон авторитету защитника.
Цицерон перебил его, обращаясь к судьям:
– Я не завершил выступление. Позвольте продолжить.
И снова обратился к адвокату:
– Даже сейчас, Гортензий, ты поступаешь как полководец, проигрывающий сражение, пытаешься свалить вину на противника. Не я, ты наносишь себе ущерб тем, что жертвуешь собственной ораторской славой ради оправдания преступника.
Цицерон продолжил опрашивать свидетелей, выступления которых всё подробнее раскрывали картину злодеяний Верреса.
После неожиданной перепалки Квинт Гортензий пришел в себя и, проявляя ораторское искусство, сбить свидетелей провокационными вопросами, старательно уводил от ненужных ему показаний. Веррес тоже не отмалчивался, возражал, не признавая обвинений, не сдерживаясь, выкрикивал угрозы. Но его оправдания тонули в лавине свидетельских показаний.
Каждое обвинение Цицерон подтверждал весомыми доказательствами, после чего Веррес всё заметнее становился озабоченным и подавленным. Внимание судей, публики, все взгляды были направлены на обвиняемого. Римляне, увлечённые ярким выступлением Цицерона, постепенно наполнялись гневом, требуя справедливого возмездия для преступника, звучали призывы к расправе над Верресом. А когда Цицерон изложил истории, припасённые им на конец обвинения, присутствующие ужаснулись.