Читаем Цицерон. Поцелуй Фортуны полностью

Обнаружив в Сиракузах пустующий дворец бывшего правителя Гиерона, Веррес сделал из него пристанище разврата, где устраивал с друзьями и гетерами пиры, больше похожие на оргии. Много пил сам и распутничал, теряя достоинство должностного лица. В поездках по острову бесчинствовал, принуждая приглянувшихся ему женщин к сожительству, часто не считаясь с тем, что они замужем. И проводя время своего служения Риму таким образом, наместник не занимался вопросами управления провинцией.

Как наместник, в обязанности которого входило обеспечение Рима продовольствием, Веррес регулярно получал из казны по тридцать семь миллионов сестерциев. Деньги оставлял у себя. В Рим посылал хлеб, забранный у сицилийцев по ничтожной цене. Сам предъявлял Сенату счёт на поставку по цене в пять раз выше, объясняя недородом.

– Искать меры в пороке Верреса, – возмущался обвинитель, – это всё равно что, бросившись со скалы, надеяться остановить падение. В нём живут непомерная алчность и преступное желание овладеть чужим. Однажды перейдя допустимую в морали границу в обогащении, он совершал преступления постоянно и самым мерзким образом.

Судьям и публике в зале приходилось верить во всё, о чём говорил неподкупный обвинитель, поскольку ссылался он на документы или свидетельства живых людей.

Когда на море бесчинствовали пираты, Веррес потребовал от сицилийцев снарядить за их счёт корабли с наёмными командами и воинскими отрядами, оружием и продовольствием. Пираты – великое зло! Все города подчинились решению наместника даже тогда, когда узнали, что припасы и оружие они обязаны покупать у него же. Матросов на корабли собирал Веррес отовсюду и отдавал внаём сицилийцам по своим ценам.

Собранные наспех корабли вышли в море и в первом сражении потерпели поражение. Веррес как главнокомандующий приказал обезглавить всех военачальников, сам же не понёс не только наказания, но даже не испытал угрызений совести. Он приказал тюремщикам извлекать доход из содержания заключённых в тюрьмах, приговоренных к смерти, назначал родственникам плату за казни осуждённых.

Взволнованный голос выдал возмущение Цицерона:

– Родителей заставляли выкупать за деньги не жизнь их детей, а чтобы быстрее приняли смерть, без мук! – Он всмотрелся в ряды судей. – Уважаемые судьи, если благодаря вашей справедливости и строгости, осуждением Верреса я избавлю Сицилию от страха, после чего сочту, что выполнил свой долг и оправдал надежды тех, кто мне поручил вести это дело.

Цицерон призвал выступить свидетелей со стороны обвинения. Несколько человек неожиданно отказались подтверждать сказанное им, кто-то хвалил Верреса «за доброе отношение к сицилийскому народу». Догадавшись, что Верресу удалось купить некоторых свидетелей, других устрашить, Цицерон не растерялся. Он их не отпускал, настойчиво расспрашивая по каждому случаю, в итоге выяснялось, что обвинитель говорил правду.

Прекратив опрос свидетелей, Цицерон обратился к адвокату с неожиданным вопросом:

– Уважаемый Квинт Гортензий! Ты знаешь, как римляне восторгались красноречием ораторов Красса и Антония. Вспомни, с каким достоинством и честностью они защищали обвиняемых – за это их обожал Рим. В то время никто из подзащитных не был так преступен, как Веррес! Я уверен, что все крассы и антонии отказались бы от его защиты, чтобы не замарать репутацию честного оратора грязью преступника. Я спрашиваю тебя, Гортензий, как ты сегодня поступишь?

По лицу Гортензия пробежала тень; он заметно растерялся. Через мгновение, овладев эмоциями, резко поднялся и с пафосом обратился к судьям:

– Обвинитель действует незаконно. Я призываю запретить ему наносить урон авторитету защитника.

Цицерон перебил его, обращаясь к судьям:

– Я не завершил выступление. Позвольте продолжить.

И снова обратился к адвокату:

– Даже сейчас, Гортензий, ты поступаешь как полководец, проигрывающий сражение, пытаешься свалить вину на противника. Не я, ты наносишь себе ущерб тем, что жертвуешь собственной ораторской славой ради оправдания преступника.

Цицерон продолжил опрашивать свидетелей, выступления которых всё подробнее раскрывали картину злодеяний Верреса.

После неожиданной перепалки Квинт Гортензий пришел в себя и, проявляя ораторское искусство, сбить свидетелей провокационными вопросами, старательно уводил от ненужных ему показаний. Веррес тоже не отмалчивался, возражал, не признавая обвинений, не сдерживаясь, выкрикивал угрозы. Но его оправдания тонули в лавине свидетельских показаний.

Каждое обвинение Цицерон подтверждал весомыми доказательствами, после чего Веррес всё заметнее становился озабоченным и подавленным. Внимание судей, публики, все взгляды были направлены на обвиняемого. Римляне, увлечённые ярким выступлением Цицерона, постепенно наполнялись гневом, требуя справедливого возмездия для преступника, звучали призывы к расправе над Верресом. А когда Цицерон изложил истории, припасённые им на конец обвинения, присутствующие ужаснулись.

Перейти на страницу:

Все книги серии Цицерон: Феромон власти

Цицерон. Поцелуй Фортуны
Цицерон. Поцелуй Фортуны

Римская республика конца I века до н. э. Провинциальный юноша Марк Туллий Цицерон, благодаря своему усердию и природным талантам становится популярным столичным адвокатом, но даже самым талантливым не обойтись без удачи. Вот и тогда не обошлось без вмешательства богини Фортуны. Она благоволила Марку и оберегала, как могла, от бед и неприятностей, связанных с гражданской войной. А тот в свою очередь показал себя достойным таких хлопот и вписал своё имя в историю наравне с другими выдающимися личностями того времени – Суллой, Помпеем, Цезарем…К словам Марка Цицерона прислушивались, просили совета, поддержки, а Марк, помогая, бросал вызов несправедливости и полагал, что сил хватит, чтобы сделать жизнь в республике справедливой для всех категорий общества, как он это себе представлял.

Анатолий Гаврилович Ильяхов

Историческая проза / Историческая литература / Документальное

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза