Цицерон. Поцелуй Фортуны

Зная, что на суде сойдутся две незаурядные личности, римляне не остались равнодушными, ожидали яркого спектакля с участием двух известных ораторов. И хотя в исходе ораторского сражения мало кто сомневался – у Верреса слишком высокие покровители, и Гортензий – выдающийся оратор, – победу Марка мало кто предрекал. Хотя, как на конных бегах, находились смельчаки, ставившие на обвинителя. Но в основном гадали, в какой день падёт Цицерон под мощным натиском Гортензия.

У входа в базилику суетились небрежно одетые люди – «свидетели на подхвате», готовые за мизерную плату говорить судьям любую «правду». Среди зрителей Марк заметил молодых адвокатов, которые пришли поучиться. Вспомнил себя, как десять лет назад бывал здесь, набирался опыта у именитых адвокатов. Пришло время, пусть слушают Марка Туллия Цицерона, разоблачителя всемогущего злодея Верреса…

Народ, жаждущий зрелищ, заполнил почти всё пространство прямоугольной базилики. Здесь находились посланцы из разных городов Италии и Сицилии – настолько высок был интерес к резонансному делу о коррупции. Люди поспешили занять места ближе к центру, не обращая внимания на тесноту и духоту. Марку показалось, что он наблюдает море, готовящееся к шторму, где он – кормчий корабля, в руках штурвал-кормило, и он обязан довести корабль с добропорядочными пассажирами в спокойную гавань…

В общем возбуждении разобрал выкрики:

– Веррес купил Цицерона!

– Продажные судьи не осудят Верреса!

– Всё куплено! Где справедливость?

Последнее высказывание придало Марку уверенности – он докажет римскому народу, что закон существует, а значит, и справедливость…

На возвышении сидел претор, рядом на складных стульях сорок пять центумвиров – членов коллегии по уголовным делам. Напротив судей деревянные скамьи для стороны обвинителя и ответчик со свидетелями.

Веррес появился в окружении друзей и клиентов. Высокомерно поглядывая на публику, занял отведённое место. Гортензий присоединился к нему; с завитками волос на голове, множеством дорогих колец на пальцах и в укороченной по моде тоге адвокат выглядел слишком торжественным. У многих присутствующих, кто это наблюдал, появилось ощущение, что адвокат заранее празднует победу…

Претор через глашатая потребовал тишины, объявил о начале судебного заседания. По базилике пронёсся единый вздох, люди замерли в ожидании…

Первым выступал Цицерон. Поднялся на ростры и сразу насторожил судей, заявив, что отказывается от вступительной речи, и пояснил:

– Это заняло бы много времени, не хватит нескольких заседаний, чтобы суд услышал правду. А я прошу, чтобы вы установили истину.

Обвинитель сразу перешёл в наступление:

– Я не позволю себе затянуть рассмотрение дела до дня, когда другой консул и другой претор поменяют уже назначенных судей по причине того, что те судьи не захотят честного суда над преступником, каким является Гай Лициний Веррес. А то, что Веррес преступник, я намерен доказать. Вот почему я не соглашусь, чтобы Квинт Гортензий отвечал через сорок дней после моего выступления в надежде на то, что из-за потери времени мои доказательства утратят убедительность, исчезнув из памяти судей.

Публика, не понимая, что происходит, тихо гудела. Цицерон без промедления зачитывал копии отчётов должностных лиц, частных писем, расписок, других документов, связанных с пребыванием бывшего наместника на Сицилии, свидетельства людей, пострадавших от его преступных действий. Голос Цицерона не дрогнул, когда он заявил:

– Вам, уважаемые судьи, надлежит совершить то, ради чего народ вас назначил – принять единственное, но верное решение по делу, которое я представляю со стороны обвинения.

Этим заявлением Марк выражал надежду, что в конце заседания ни у кого из судей не останется сомнения в том, что, совершая воровство и грабеж населения, Веррес не только не боялся богов, но даже не скрывал свои преступления, отняв у сицилийского народа сорок миллионов сестерциев.

– Разве достойны уважения люди, порочащие своей низостью высокие государственные должности? – взывал он к совести судей. – Неужели вы способны оставить безнаказанным нечестивого человека, облечённого римским народом фактически неограниченной властью, который в расчёте на безнаказанность осквернил доверие причастностью к преступлениям? Если вы не осудите преступления Верреса, у сицилийского народа вместо почтения к Риму появится ненависть ко всякому должностному лицу из Рима!

После такого жаркого обращения к возмездию судьи невольно слушали обвинителя и свидетелей с особым вниманием, их, казалось, непроницаемые лица отражали гнев и возмущение.

Суд услышал, что в течение трёх лет ни одно должностное лицо в сицилийских городах не избиралось без денежного вознаграждения Верресу. Если жители какого-нибудь города осмеливались жаловаться в Рим на дополнительные налоги, назначенные наместником, он велел смертельно сечь инициаторов розгами и в итоге требовал уплаты огромных «штрафов».