Читаем Цицерон. Поцелуй Фортуны полностью

После расставания с приятелем Цицерон впал в уныние. Вечером написал Аттику:

«…Признаюсь тебе, друг мой, я убедился, что римский народ имеет весьма тупой слух при остром зрении. Отныне я перестаю заботиться о том, что люди обо мне говорят и слышат. Я буду жить постоянно в городе, на виду у граждан, чтобы держаться ближе к Форуму».

<p>Глава пятнадцатая</p><p>Государственный обвинитель</p><p>Пойти против Верреса</p>

Цицерону тридцать три года. Окрылённый успехами на Сицилии, он вновь погрузился в привычную обстановку судебных процессов и деловых встреч на Форуме. Его узнавали, подходили, просили помощи и совета, и он отзывался, был доступен каждому римлянину. Впереди ожидало соискание очередной государственной должности – эдила.

В предвыборные дни у дверей дома Цицерона было предельно оживлённо. С раннего утра до позднего вечера приходили римляне, рассказывавшие о своих проблемах в надежде на их разрешение. Однажды в дверь постучались люди, оказавшиеся сицилийцами, среди которых он узнал новых друзей.

* * *

Цицерон услышал совершенно неожиданное предложение – выступить на стороне сицилийского народа обвинителем Гая Лициния Верреса. Прежний наместник Сицилии три года с неслыханной жадностью и жестокостью грабил и притеснял население сицилийских городов.

Священный долг судебного оратора обязывал немедленно браться за дело, доказывать вину Верреса, добиваться справедливого возмездия и торжества закона. Но прежде Цицерон изучил подробности доноса сицилийцев, и получалось, что для римского судебного производства впервые складывалась необычная конфигурация – «народ Сицилии против должностного лица высокого государственного уровня». А это уже нечто новое, непредсказуемое событие в юриспруденции, весьма опасная затея для стороны обвинения!

За три дня Цицерон успел убедиться, что материалов по делу более чем достаточно, чтобы определить злодеяния бывшего наместника как чудовищные. Но одно дело – знать о преступлениях, а другое – выгодно показать их на суде и склонить заседателей к обвинительному приговору. Требовались неоспоримые доказательства, в том числе документы и свидетельские показания, заполучить которые Веррес обязательно помешает при его деньгах и покровителях во власти. В случае проигрыша Цицерон потеряет авторитет и подвергнется судебному преследованию как клеветник, после чего последуют штрафы и, возможно, конфискация имущества.

Цицерон выяснил, что сицилийцы пытались договориться с другими адвокатами. Получили уклончивые отказы, поскольку Гая Лициния Верреса в Риме знали как «тёмную» личность. Будучи квестором в Галлии, при сборе налогов он безнаказанно присвоил значительную сумму, и ему ничего не было. Словно поощряя на дальнейшие преступления, Сенат направил Верреса своим представителем, легатом, в Малую Азию. Всего за один год ему удалось разорить население нескольких городов. В Сицилии за три года наместничества с небывалым размахом он обобрал население острова, что стало предметом обвинения. С такими деньгами Веррес завёл прочные связи с оптиматами, выражавшими интересы аристократии в Сенате. Он никого не боялся и представлял угрозу для каждого, кто осмеливался выступить против него, особенно для Цицерона, несмотря на законную роль обвинителя.

* * *

Интерес к поиску справедливости пересилил сомнения Марка Цицерона. На его решение повлияла непредсказуемость сицилийского дела. Марк оповестил комиссию по уголовным делам о своём намерении обвинять Верреса. Однако узнал, что в этом качестве ещё намерен выступить адвокат Цецилий – человек Верреса. В таком случае закон требовал дивинации – выбора одного из двух претендентов, заслушав речи каждого.

Свою речь Марк начал с объяснения, почему он взялся защищать интересы сицилийцев. Была их просьба, но вместе с тем он представил себя добровольным защитником интересов всего римского народа. Он намерен уничтожить не только одного злодея, чего требовали сицилийцы, а вырвать самый корень зла, чего давно и страстно желает римский народ.

– Но если уважаемые судьи не позволят осуществить мои честные намерения, не разрешат выступить обвинителем зла, тогда зло так и останется злом.

Судьям понравилась интрига, ему позволили продолжить речь, чем он с удовлетворением воспользовался, огласив намерение, что не хочет обмануть надежды оскорблённых сицилийцев, многих людей, в том числе римлян, которые ищут помощи и защиты в справедливых судах.

– Не в своих личных интересах я принужден принять на себя бремя тяжелой обязанности обвинителя. Движимый примерами многих достойных людей, обычаями старины и заветами римских предков, я делаю это с чувством долга, чести и сострадания к дружественному для Рима сицилийскому народу, униженному, ограбленному и оскорблённому римским должностным лицом.

Марк оглядел судей, каждому показалось, что он обращался только к нему:

– Неужели среди вас найдётся человек, который отнесётся с порицанием к моему искреннему желанию исполнить гражданский долг во благо Римской республике?

Перейти на страницу:

Все книги серии Цицерон: Феромон власти

Цицерон. Поцелуй Фортуны
Цицерон. Поцелуй Фортуны

Римская республика конца I века до н. э. Провинциальный юноша Марк Туллий Цицерон, благодаря своему усердию и природным талантам становится популярным столичным адвокатом, но даже самым талантливым не обойтись без удачи. Вот и тогда не обошлось без вмешательства богини Фортуны. Она благоволила Марку и оберегала, как могла, от бед и неприятностей, связанных с гражданской войной. А тот в свою очередь показал себя достойным таких хлопот и вписал своё имя в историю наравне с другими выдающимися личностями того времени – Суллой, Помпеем, Цезарем…К словам Марка Цицерона прислушивались, просили совета, поддержки, а Марк, помогая, бросал вызов несправедливости и полагал, что сил хватит, чтобы сделать жизнь в республике справедливой для всех категорий общества, как он это себе представлял.

Анатолий Гаврилович Ильяхов

Историческая проза / Историческая литература / Документальное

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза