Цицерон. Поцелуй Фортуны

Тирон оправдал надежды хозяина. Из любознательного раба получился образованный помощник, в общении скромный, предупредительный, приветливый. Цицерон настолько привык к его участию в своих делах, что считал младшим другом. «Трудно представить существо более нравственно чистое, чем этот юноша», – писал он Помпонию Аттику.

Цицерон, на редкость неаккуратный в бытовых мелочах, часто забывал, где что у него лежит. Тирон всё помнил, находил любую «потерянную» вещь в доме. После работы хозяина в кабинете царил хаос; секретарь ловко восстанавливал прежний порядок. Основное, Тирон научился разбираться в его записях – а почерк Цицерон имел ужасный! К тому же ещё привычно зачеркивал почти весь первоначальный текст, писал сверху, снова зачеркивал и делал вставки на полях в таких местах, что было трудно догадаться, к чему эти слова относятся. Цицерон часто не мог разобрать собственноручно написанную речь, а когда ему показывали текст, просил разобраться в этом «лабиринте» Тирона.

Учёный помощник, молодой раб, приводил в порядок заготовки речей Цицерона, шаг за шагом угадывал слово за словом, предложение за предложением. Его руками, острым глазом и головой рукописи хозяина возрождались. Со временем Тирон научился редактировать его тексты, уточнял цитаты и устранял погрешности, неизбежные в громоздкой и сложной работе известного адвоката.

Цицерон приучал Тирона писать за него частные письма, был доволен результатом. Диктовал, а секретарь старался успевать записывать – как мог, но близко к истине. Со временем опыт общения с Цицероном подсказал Тирону великолепную идею – усовершенствовать своё искусство писца. Но как передать речь оратора, успеть записать её целиком, слово в слово, а не ухватить общий смысл сказанного? Цицерон говорил стремительно, его речь изливалась безостановочно и долго, как речной поток. А Тирону приходилось успевать с записью…

Тирон придумал для себя особенные символы, обозначавшие у него целые слова и короткие, часто повторяющиеся фразы. У него получилось! После этого символы множились, но записи речей стали точными.

С тех пор Тирон сопровождал Цицерона, когда ему предстояло где-либо выступать. Сидя на скамье или примостившись где-нибудь на камне, секретарь, не поднимая головы, слушал речь и изображал стилом придуманные им «кружочки и крючочки»[21], по которым позднее «оживлял на слух» каждое прежде произнесенное слово оратора.

Тирон оказался настоящей находкой для Цицерона. Он сделался образованнейшим человеком. У него появилось горячее желание писать стихи. И Цицерон горячо одобрил его намерение; раб осмелел и стал пробовать писать трагедии в духе Софокла. Цицерон пришёл в восторг и расхвалил его до небес. Затем Тирон взялся разбирать и комментировать научные труды древних греческих и римских авторов. Но если в жизни Тирон имел характер робкий, застенчивый, то в своих сочинениях показался смелым, даже дерзким. Критиковал ораторов старого времени, к примеру, «самого Катона Старшего, который в глазах римлян был окружён ореолом святости». Все эти прославленные мудрецы древности казались ему ничтожными и жалкими рядом с его великим господином.

Глава четырнадцатая Первая ступень

Зов роскоши

Семьсот лет Рим воевал за выживание и непременно прирастал землями соседних государств и племён. На «законных основаниях» грабил завоеванные народы, отнимал богатства, позволяя своим военачальникам купаться в славе и почёте, праздновать многодневные триумфы. Все римские граждане – аристократы и всадники, земледельцы, ремесленники и последний плебей – все жаждали очередного военного похода против нового врага не только из любви к отечеству. Контрибуции, рабы и материальные ценности, попадавшие в Рим после очередной победной войны, позволяли римлянам не только избегать нужды, но и исполнять неутолимые желания. Людей захватывала неуёмная страсть к наживе, они постоянно желали обогащения, пока не оказались во власти этой болезненной страсти, ибо всё ложное не имеет границ. Не зря мудрецы говорили, что беден не тот, у кого мало имущества и денег, а тот, кому мало того, что у него уже есть.

* * *

Воспитанный в патриархальных традициях Арпина, где главным источником благосостояния почиталась бережливость, Марк Цицерон первоначально так и определял размер своего имущественного состояния – не доходами с имения, а образом жизни, привычками. Он не испытывал стремления к обогащению и не был расточительным. Однако женитьба на Теренции, представительнице зажиточного рода, и в связи с этим новое положение в обществе заставили начинающего семьянина пересматривать прежние взгляды. И с каким бы презрением Марк ни отворачивался от пороков высшего общества, жизнь заставляла разменивать собственные убеждения на честолюбивые вожделения.