Цицерон. Поцелуй Фортуны

– Необходимо стать другом греков, а не казаться таковым. Я сделался им, когда исполнял обязанности в интересах Рима. Вот почему, когда после суда я удалился в изгнание, оказался в Смирне. Здесь меня встретили как триумфатора, дали почётное гражданство, что редко случается с иноземцем. Не забывай, римлянин для грека до сих пор варвар. Смешно и грустно!

– Я слышал, что Сулла снял обвинения с Рутилия Руфа и призывал вернуться в Рим. Почему этого не произошло?

– По причине того, что, несмотря на несправедливость обвинения, я обязан соблюдать законы отечества. Если меня осудили на высылку, я не имею права облегчать собственную участь. К тому же я не желал опираться на поддержку человека, которого считаю тираном и убийцей честных граждан.

– Так поступил Сократ, когда друзья уговаривали его бежать из тюрьмы. А он ответил с порицанием: «Недопустимо учинять насилия над законами, даже если ты испытываешь от них несправедливость и тебя ожидает смерть; как недопустимо идти против воли родителя, так и тем более против государства и его законов».

В Смирне Марк пробыл четыре дня, оставаясь гостем Рутилия. От общения с ним душа молодого человека переполнялась эмоциями, они говорили о философии, сравнивали мастерство греческих ораторов с римскими политиками. От Рутилия Марк получил дельный совет:

– Убеждай судей в правоте твоих слов, настаивай на своём, даже если ты не говоришь правду. Чтобы быть убедительным, проявляй живую страсть в красноречии. А хочешь проиграть процесс, выстраивай речь без всякого пафоса.

* * *

Из Смирны Цицерон морем направился к Родосу. Рукописи по истории Рима у Рутилия забрал, как обещал. В пути было чем скрашивать досуг. Марк с удовольствием вспоминал время, проведённое в компании с разговорчивым стариком. Каждый раз поражала убедительность его слов, хотя говорил он, на первый взгляд, о вещах неожиданных:

– До каких пор мы, римляне, будем чего-нибудь требовать от других народов, словно не можем сами себя прокормить? До каких пор ради наших накрытых столов в Рим будут приплывать бессчётные корабли из разных морей? Неужели природа, дав римлянам такое же тело, как другим народам, наделила нас ненасытной утробой? Ничуть нет! Риму дорого обходится не голод, а тщеславие. Но тех, кто подчиняется желудку, мы должны причислить не к людям, а к животным, а некоторых даже не к животным, но к мертвецам.

Прощаясь, Марк пожелал хозяину долгих лет, на что старик ответил:

– Буду ли жить долго, зависит от судьбы. А я воспринимаю свои года довольством души. Полная жизнь воспринимается долгой жизнью, а полна она, если душа сама для себя становится благом и сама получает власть над собою. Много ли радости прожить восемьдесят лет в праздности? Нет, будем мерить жизнь делами, а не сроком.

Старик взял с соседнего стола несколько свитков и протянул Марку.

– Вот оно, моё сейчас дело. В Смирне много времени для размышлений. Я написал «Историю Рима» на греческом языке, специально для греков. Пусть изучают. Есть ещё «Мемуары», позволяющие дать оценку событиям с моей стороны. Возьмёшь с собой? Это копии. Всё – людям!

Передав свитки, Рутилий перевёл дух и снова вернулся к разговору о возрасте:

– К тому же что считать годами жизни? Сколько занимает нездоровье, сколько страх, сколько годы младенчества и годы, прожитые в невежестве и без пользы? Половину жизни мы спим. Прибавь еще труды, скорби, опасности – и ты поймешь, что за самый долгий век времени жить остается безмерно мало. А предел старости никому не заказан. Жизнь стариков оправдана до тех пор, пока они несут бремя долга и презирают смерть.

* * *

Через год Марк узнал, что Публий Рутилий Руф умер. Он нашёл упокоение среди захоронений самых известных греков Смирны, его сограждан.

Уроки Молона

На Родосе Цицерон окунулся в мир оживших легенд. По одной из них Зевс делил Землю между богами, а в это время молодой златокудрый Гелиос с утра до ночи управлял на небе солнечной колесницей, и ему ничего не досталось. Зевс исправил недоразумение, отдав Гелиосу крохотную скалу, выступающую из моря. А она поднялась из пучины и стала дивной красоты островом. Гелиос дал название острову – Родос, по имени своей возлюбленной нимфы, дочери Афродиты и Посейдона. Цицерона привлекла легенда о Колоссе, огромной статуе Гелиоса, установленной при входе в гавань. В руке горящий факел, его свет ночью указывал кораблям путь к Родосу. Ноги гиганта опирались на противоположные берега гавани так, что между ними свободно проплывали корабли…

Необычная статуя создавалась как благодарственное подношение жителей Гелиосу, покровителю города, в ознаменование окончания бесславной осады сорокатысячного войска македонского царя Антигона. Покидая остров на кораблях, враг бросил громоздкие осадные механизмы и ещё немало всякого военного имущества. Родосцы продали неожиданные трофеи, а на вырученные деньги заказали статую скульптору Харесу. Просили, чтобы размером был «в десять ростов человека». Но вскоре начались неприятности – как для заказчиков, так и для исполнителя…