Цицерон. Поцелуй Фортуны

– Я вижу значительную пользу в обсуждении разных мнений о природе богов, различных и столь противоречивых. А дело в том, что до сих пор достаточно внятного пояснения не существует. Но римлянам не следует оспаривать существование греческих богов. Это всё равно что возражать против Природы. Боги и есть, собственно, Природа, и род человеческий, глядя на красоту мира и порядок, царящий в небесах, вынужден признавать существование некоей вечной превосходной природы и поклоняться ей. Вот и я скажу в Риме: не буду оспаривать, что боги существуют. Но буду оспаривать любые доказательства, что они существуют.

Наставник с одобрением посмотрел на Марка:

– Нахожу твои слова достаточно мудрыми. Ты делаешь успехи! Но, боюсь, тебе за них грозит изгнание из Рима.

– Учитель, изгнание страшно для тех, кто избрал для жизни и смерти лишь одно место, но не для таких людей, как я, которые считают весь мир единым целым. Я избрал весь мир своим домом, чтобы не остаться в крайнем заблуждении и невежестве относительно наиважнейших вещей…

Подобные беседы происходили постоянно, формируя убеждения и взгляды молодого Цицерона. Для себя он понял, что «бог – это образ, который постигается мышлением, а не чувственным восприятием, и в нём нет плотности…»

Правда жизни

За пределами академии Марк наблюдал жизнь афинян и не мог не делиться своими впечатлениями с наставником:

– Учитель! В Афинах я ожидал повсюду встречать одних мудрецов и людей, тянущихся к наукам. Но по лицам афинян я понял, что сейчас они озабочены чем-то другим. Что же случилось?

Этот вопрос застал Антиоха врасплох, поэтому ответил он не сразу.

– Ни один народ не будет отрицать, – произнёс он, немного подумав, – что в человеческой мудрости греки достигли вершин, как и в науках, и в философии. Но я вынужден признаться, что той Греции, о которой говоришь ты, уже не существует. Нынешние греки растеряли свою исключительность перед варварским миром, к которому причисляют и вас, римлян. Они не живут, а выживают при чужих порядках.

Антиох изъяснялся осторожно, с намерением подобраться ближе к истине, не затрагивая чувств Цицерона:

– Я скажу о том, что лежит на поверхности. Прежняя Греция, порождавшая великих мудрецов, ораторов и полководцев, представляется мне кораблём, плывущим против волн на вёслах усилиями каждого гребца, члена команды. Я не говорю, что усилие каждого из них по отдельности является причиной, заставляющей корабль двигаться. Напротив, движет корабль единая сила, являющаяся суммой многих элементов, и каждый отдельный человек вносит свой вклад, прилагая усилия в согласии с остальными. Сегодняшняя Греция – это корабль с обломанными вёслами, без рулевого, кубернея, болтающийся в море по воле волн.

– Неужели Афины сейчас бедны мудрецами, способными увлечь народ значительными идеями?

– Нет таковых, а те, кто называет себя мудрецами, обладает лишь знаниями философии. Аристотель говорил: «Иметь знание и не пользоваться им – беспримерная глупость! Это похоже на состояние спящего, сумасшедшего или пьяного». Греция сегодня в лучшем случае заснула.

Старик разговорился, голос обрёл уверенность. По его словам, настоящая философия состоит в презрении к привычным для человека ценностям. Кто познал эту правду и сделал её целью жизни, тот достиг такой высоты духа, когда ни во что не ставятся ни воинские, ни какие-либо другие почести и награды. А кто отрешён от философии, тот остаётся невеждой. Но греки продолжают гордиться собственной культурой, где есть место легендам и мифам, богам и национальным героям.

Антиох задал вопрос Марку:

– Как думаешь, кто больше заслуживает народной гордости – полководец, победами прославивший отечество, или поэт и художник, прославлявший героев своим искусством?

– Думаю, те и другие. Не следует забывать имена тех, кто оставил свой след в истории.

Антиох покачал головой.

– Я отдаю предпочтение, например, правителю Афин Периклу, украсившему мой город вечными зданиями, среди которых великолепный Акрополь – всё, чем мы сейчас так гордимся. Есть ещё имена не терпевших поражения военачальников – Фермион, Никий, Клеон, Миронид, Алкивиад и Фрасилл, ещё Фрасибул, Архит и Конон. Они творили историю Афин и Греции.

– Но разве люди искусства не заслуживают благодарной памяти в истории Греции? Почему правителям и военачальникам не поделиться с ними частью собственной славы? Если бы писатель Ксенофонт не изобразил в «Анабасисе» подвиг греческих наёмников в Персии, кто бы узнал о них? Писатели и поэты, как живописцы и ваятели статуй, каждый по-своему творили историю отечества. В их произведениях, словно отражение в зеркале жизни, проявлялись герои сражений. Вот почему Греция оказалась столь привлекательной для Рима!

Антиох грустно усмехнулся:

– Лучше бы наоборот!

Он воздел вверх руки, словно призывая богов в свидетели, и воскликнул: