Цицерон. Поцелуй Фортуны

– Всем известно, что в Риме Помпоний оставил родных, друзей и знакомых. Ты сделал это из презрения ко всему, что происходит в твоём городе, или из безразличия? Твой шаг осуждают многие, но не понимают, зачем так поступил. Надолго ли? Ты не боишься, что отечество однажды отвергнет тебя как свой позор?

Помпоний удручённо покачал головой.

– Странно, что желание оставаться вне политики расценивается как предательство. В ответ лишь приведу слова мудрого скифа Анахарсиса, прожившего в Афинах почти всю жизнь: «Человек родился для того, чтобы знать обо всём, что его окружает, чтобы принести пользу своему отечеству».

– А как же старая истина, что нет ничего сладостнее отчизны, более возвышенного, чем родина? Ведь всему, что считается священным и исполненным высокого смысла, мы научились в Риме!

– Ну и пусть считают меня вторым Демокритом! Он продал отцовское наследство, оставил Афины и растратил все деньги на чужбине. Когда он вернулся, его предали суду с обвинениями в предательстве интересов сограждан. Демокрит заявил судьям: «Да, я потратил наследство, но не из-за чудес или выгоды в чужих краях, а ради получения знаний. Позволительно уйти с дротиком в стан врага, но вернуться с мечом! Кто метнет дротик, останется безоружным перед врагом, а кто крепко держит в руке меч, тот непобедим! Так и знания, полученные мной в стане врага».

Неожиданно лицо Помпония омрачилось. Он сделал знак слуге, чтобы наполнил бокалы вином из серебряного кратера[14], и с горечью произнёс:

– Ты ошибаешься, если думаешь, что мне позволено отрицать отечество ради любимой мной, не скрою, Греции. Не столь велико моё обольщение эллинской культурой, чтобы забыть Рим и не вернуться туда. Поверь!

Ему трудно давались эти слова:

– Да, есть причина, заставившая меня удалиться в Грецию. Меня устрашает постоянное ожидание гражданской войны. Римские политики забывают, что она одинаково гибельна как для победителей, так и для побежденных.

– Но ты можешь приносить пользу отечеству на высокой должности или в Сенате и тем предотвратить зло!

– Мне ещё дорога собственная жизнь.

Помпоний вяло махнул рукой, будто отгоняя дурные мысли, затем продолжил объяснение:

– Не скрою, я раньше сильно желал должностей и почестей. Рим для этого только и существует. Но я раздумал, когда увидел, как люди вырывают друг у друга власть, какой ценой оплачиваются устремления служить римскому народу. Каждый спешит занять кресло повыше, должность выгоднее. Без оглядки и сожаления шагают по трупам соперников. Не догадываются, что и они вскоре бесславно погибнут, но за собой увлекают жизни тех, кто доверял их идеалам и призывам. Как жить среди террора Цинны, Мария, Суллы, оставаясь верным собственным принципам? Я постараюсь держаться подальше от Рима – гнездилища великих опасностей и потрясений. Я и тебе советую.

Марк ухмыльнулся.

– С твоими доходами тебе несложно так поступать.

– Ты прав, друг Марк, средства, что оставил отец и что я сохраняю и приумножаю ежедневным вниманием, нелишние. Но человека должно воспринимать богатым или бедным смотря по той среде, в которой он живёт. В Риме, ты знаешь, богатым считается тот, кто имеет достаточно средств, чтобы держать при себе наёмную армию, и сделать это, ни мало не стесняя себя в прочих расходах.

По взволнованному лицу Помпония было заметно, что заговорил он о том, что тревожило:

– Мне нравится в Греции. В Афинах я свободно разговариваю с греками без опасения быть осужденным за это земляками. Я посещаю мастерские живописцев и ваятелей, покупаю понравившиеся мне статуи и картины. Я здесь открыто восхищаюсь Грецией и посмеиваюсь над заносчивыми римлянами. Уже начал сочинять трактаты по греческому искусству. Как видишь, прекрасно освоился!

Действительно, жить среди греков для друга Марка оказалось делом несложным. Молодой Помпоний свободно объяснялся на их языке, как прирожденный афинянин, безукоризненно читал по памяти стихи поэтов и, главное, с юношеским восторгом отзывался об античной культуре, чего не делал ни один римлянин. Тем, кто нуждался в помощи, по праздникам выделял по мешку в шесть модиев[15] пшеницы. Не отказывал в займах – ни гражданину, ни муниципалитету Афин, не настаивая на чрезмерной прибыли. Прощал долги тем, кто оказался неспособным их вернуть.

Помпоний, довольный, рассмеялся:

– Греки называют меня чаще Аттиком, чем Титом Помпонием: ведь в области Аттика у моей семьи основные земельные приобретения. Вначале они мне не доверяли, подозревая в презрении к их древним ценностям. Сейчас признали своим, преследуют повсюду откровенной лестью и чрезмерной навязчивостью. В мою честь издали декрет, предлагают почётное гражданство. Недавно предложили воздвигнуть мою статую, словно богу. Я не поддаюсь.

Они долго ещё наслаждались обществом друг друга, разговорами, но обильная еда, изысканные вина взяли своё…

Глава восьмая Академия Платона

Священная роща