Цицерон. Поцелуй Фортуны

На этот раз зал суда содрогнулся от криков, топота ног и рукоплесканий. Но публика не определилась, восторгаться смелости оратора или лучше молчать от страха и ужаса…

Люди боялись смотреть друг на друга, не зная, что говорить, а судьи озабоченно склонили головы и молчали.

Эруций, услышав имя Хрисогона, оторопело вытаращил глаза на Цицерона. Когда пришёл в себя, призвал своего раба и прошептал тому что-то на ухо. Раб опрометью помчался от Форума в направлении известного римлянам дома Хрисогона. Совершив нужное, на его взгляд, действие, Эруций осмотрелся и заметил, что публика недоброжелательно смотрит в его сторону… У него неприятно сдавило в груди, в животе…

Марк, воодушевлённый переменой настроения судей и публики, продолжал выстраивать речь в желательном направлении. Голос его звучал, как боевая труба перед наступлением войска. По закону остановить или перебить адвоката в ходе его речи в суде никто не имел права. Он говорил и говорил, что не без содействия Хрисогона произошла метаморфоза с имуществом убитого, и осторожно заметил:

– Я уверен, что Сулла в неведении трагических событий, которые мы сегодня обсуждаем. Правитель римлян дан богами, он не заслуживает ничего, кроме благодарности. Он обременен столькими важными делами, что ему и вздохнуть некогда. Чего-нибудь он и не заметит! Тем более множество людей старается улучить время, чтобы совершить какой-нибудь поступок, преступно сославшись на мнение правителя или его покровительство. У правителя Рима много государственных забот, чтобы он желал еще вникать в дело какого-то Секста Рустина!

Со стороны защитника это был ловкий ход и отнюдь не лишняя предосторожность.

Во время речи он преобразился, его жесты обрели убеждающую силу, слова – разящую точность. Содержательная речь наполнилась доходчивостью, голос звучал чувственнее, так, что не воспринять сказанное уже было невозможно. Это вызвало восторг пришедших на процесс римлян, что придало Цицерону уверенности. Он повернулся к претору:

– Если ты, Марк Фанний, и вы, добрые судьи, не покажете нам, на чьей стороне римский суд, Рим ждет безвластие – полное и безграничное. Если кто-то обвинен в преступлении, но доказывается, что он невиновен, вы обязаны оправдать его. Пусть Хрисогон удовлетворится захватом чужого имущества, это не главное для нас сейчас. Но я настаиваю, чтобы он отказался от домогательства еще и крови Рустина, не виновного в смерти собственного отца!

Публика, не ожидавшая сегодня столь яркого спектакля, вскипела аплодисментами и восторженными криками. Блюстителям порядка пришлось вмешиваться и восстанавливать тишину, чтобы выслушать судей.

* * *

Преимущественным числом судебных заседателей с Рустина сняли обвинение в убийстве. Имущество осталось у Хрисогона, поскольку этот вопрос не входил в юрисдикцию суда по уголовным преступлениям. В отношении Гая Эруция не стали возбуждать уголовное дело. Более значительного результата адвокат добиться не предполагал – невиновный оправдан, имя злодея известно, остальное отдано воле богов…

После процесса Секст Рустин долго не мог отойти от пережитого. Он благодарил судьбу за то, что встретил такого адвоката. Марку Цицерону это, безусловно, было приятно. Но горькие мысли не давали покоя, и он произнёс их вслух:

– Я готов и дальше обличать злодеев, да что это даст? Их же не вытравить, как не вытравить кровососущих клопов!

С этого дня в каждом римском доме не утихали разговоры о молодом адвокате, приверженце истины и справедливости, бросившем вызов не только выдающимся судебным ораторам, но и окружению Суллы. Римляне с восхищением делились впечатлениями о защите Цицерона в суде, пересказывали убийственные для обвинения места в его речи, острые сравнения и фразы, но имена Хрисогона и Суллы старались не упоминать.

Глава седьмая В объятиях Эллады

Могила Пифагора

Марк не успел сполна ощутить пряный вкус славы. Он спешно отправился в Грецию. О причинах особо не распространялся, отговариваясь необходимостью «укрепить слабый желудок». Близким же и друзьям нехотя признавался, что опасается мести Хрисогона или даже Суллы. И коль уж так сложились обстоятельства, Цицерон воспользовался случаем, чтобы осуществить свою давнюю мечту – посетить старые греческие школы ораторского мастерства, сохранившие традиции диалектики – искусства вести спор. Этим искусством в совершенстве владели Сократ и Платон, и Марк Цицерон, задумав достичь вершин в адвокатской профессии, нуждался в таком умении.

Сопровождать его напросились два брата – родной Квинт и двоюродный Луций. В последний момент объявился Пизон, товарищ по учёбе в доме Сцеволы. Три дня спорили, каким путём добираться – морем или посуху. На выбор повлиял вещий сон Марка, будто он ехал верхом на чёрном быке; бык сбросил его на землю, но вреда не причинил. Гадатель объяснил: чернота быка означает злоключения на дорогах, потому что бык ходит по земле… Получается, добираться в Афины лучше будет морем.