Читаем Цицерон. Поцелуй Фортуны полностью

Вскоре после защиты Публия Квинкция Цицерону пришлось принять участие в очередном подобном судебном процессе. Он согласился по той же причине – ведь дело для обвиняемого представлялось безнадёжным. Молодой адвокат отважился вновь испытать судьбу, хотя для него эта ситуация оказалась смертельно опасной…

Гая Рустина из Америи обвиняли в отцеубийстве. Преступника ожидала лютая казнь. Его должны были подвергнуть битью розгами до крови, затем завернуть в шкуру волка и поместить в дерюжный куль вместе с живыми петухом, собакой, обезьяной и змеёй (согласно поверью эти животные «нерадиво относятся к собственным родителям»), а затем утопить в Тибре…

Цицерон не сразу дал уговорить себя на защиту Рустина. Поначалу он встретился с обвиняемым, поговорил с его друзьями и родственниками и, лишь уточнив обстоятельства этой ужасной истории, рискнул «ввязаться в драку». А в том, что это будет именно драка, хотя и словесная, сомнений не оставалось. Дело усугублялось тем, что обвинение выдвинул Эруций, которому, по слухам, покровительствовал сам Сулла. Для Марка Цицерона, не обладавшего связями с влиятельными людьми Рима, участие в процессе на стороне защиты было равноценно самоубийству. Единственное, что грело душу, – это надежда, что в случае удачи дело Рустина заметно прибавит ему известности.

* * *

Обвинение в причастности Секста Рустина к убийству собственного отца держалось на доносе некоего Гая Эруция. Когда новость подтвердилась, Рим всколыхнулся от ужаса. На Форуме и в табернах, цирке и театре, за домашними трапезами на всякий лад обсуждали это преступление. Никто не задумывался о возможной невиновности Рустина, обсуждалась лишь меры наказания, одна ужаснее другой.

Марк с воодушевлением принялся изучать материалы доноса Эруция и уже через три дня убедился в несостоятельности свидетельских показаний с той стороны, ложном обвинении своего подзащитного. Личность доносителя не внушала доверия – известный проходимец, который ради выгоды шёл на любой подлог и лжесвидетельство. Здесь Эруций утверждал, что сын совершил убийство родного отца из-за отказа в наследстве имущества. Весь донос строился на показаниях двоюродных братьев убитого – Капитона и Магна.

Как доносил Эруций, неизвестные убийцы настигли отца обвиняемого в Риме, куда он прибыл по своим делам на несколько дней. Это случилось днём на глазах у случайных прохожих. Прямых доказательств участия Секста Рустина в злодействе не было предоставлено, но коллегия по уголовным делам почему-то возбудила судебный процесс против него. Председателем заседания назначили претора Марка Фанния, человека сурового нрава и строгих принципов.

Цицерон взялся за расследование событий и документов по новому делу. Открылось следующее.

…Отец обвиняемого, человек уважаемый в своём городе, владел богатыми имениями и огромным количеством земельных участков. Полгода назад он навестил в Риме друга и посетил известные Палатинские термы. Возвращался в сопровождении рослого раба-фракийца, на плече у которого покоилась весомая дубина. В переулке на них сзади напали три человека с закрытыми тряпками до самых глаз лицами. Раб не успел среагировать, упал, захлёбываясь собственной кровью – убийца перерезал ему горло. А отец обвиняемого был смертельно ранен. Убийцы без помех скрылись. Нападавшие не были обычными грабителями, какими кишели улицы Рима, это Цицерон понял, так как на поясе убитого сохранился кошель с деньгами.

Цицерон опросил людей, знавших сына убитого. Сложился характерный портрет, не похожий на тот, что обозначен в доносе Эруция. Любящий сын, сейчас сорокалетний мужчина с детства кроткий нравом, всю жизнь почитал отца. Как в таком случае заподозрить трудолюбивого мирного селянина в злодейском умысле? А он, судя по доносу, нанял убийц, чтобы завладеть семейным имуществом, которое ему и так бы принадлежало по праву наследования! Секст Рустин был единственным сыном своего отца.

Соседи подтверждали Цицерону: отец воспитывал его высоконравственным, добрым человеком, отзывчивым к чужой беде. Он трудился рядом, добросовестно исполнял все поручения, с готовностью помогал в управлении обширным хозяйством. Не случалось, чтобы сын проявил интерес к пирушкам или распутству, чем часто увлекались сверстники. А если увлекался, так чтением полезных книг Катона Старшего по сельскому хозяйству, агрикультуре. Сын боялся ослушаться строгого слова отца, ни с кем не ссорился – ни с отцом, ни с соседями, ни с родственниками, тем более с Капитоном и Магном, братьями отца. Не мог Секст Рустин при столь застенчивой и доброжелательной натуре задумать жуткое убийство!

Цицерон начал своё расследование с главного вопроса: «Кому это выгодно?»… Ответ лежал на поверхности: «Тому человеку или тем людям, кто после обвинительного акта получал доступ к наследству убитого». Получалось, Капитон и Магн были замешаны в преступлении…

* * *
Перейти на страницу:

Все книги серии Цицерон: Феромон власти

Цицерон. Поцелуй Фортуны
Цицерон. Поцелуй Фортуны

Римская республика конца I века до н. э. Провинциальный юноша Марк Туллий Цицерон, благодаря своему усердию и природным талантам становится популярным столичным адвокатом, но даже самым талантливым не обойтись без удачи. Вот и тогда не обошлось без вмешательства богини Фортуны. Она благоволила Марку и оберегала, как могла, от бед и неприятностей, связанных с гражданской войной. А тот в свою очередь показал себя достойным таких хлопот и вписал своё имя в историю наравне с другими выдающимися личностями того времени – Суллой, Помпеем, Цезарем…К словам Марка Цицерона прислушивались, просили совета, поддержки, а Марк, помогая, бросал вызов несправедливости и полагал, что сил хватит, чтобы сделать жизнь в республике справедливой для всех категорий общества, как он это себе представлял.

Анатолий Гаврилович Ильяхов

Историческая проза / Историческая литература / Документальное

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза